Меняющий лица (Хроники Хэлдвейна) - Диана Ибрагимова

Ночью замок умирал, и все жители умирали вместе с ним. Не слышалось шагов и голосов. Не звенела посуда. Не сновали туда-сюда служанки. Только если выйти в коридор и закричать, слуги тотчас выбегали из комнат с зажжёнными свечами, суетились, поили Зенфреда тёплым молоком и укладывали спать. Но едва они расходились по своим постелям, замок снова умирал.

Зенфред вздрогнул, когда за дверью послышались тихие шаги, и поспешно закрыл светоч: отец мог рассердиться, узнав, что сын ослушался его и до сих пор не лёг спать. Но это была матушка. Она вошла, тепло улыбаясь. Зенфред, тотчас спрыгнув с кровати, бросился в её объятия.

– Ты будешь спать со мной? – с надеждой спросил он.

– Да, любовь моя, эту ночь я буду охранять твой сон.

– А отец не рассердится? Он говорит, я уже должен ночевать один.

– Сегодня он разрешил, – голос матушки немного подрагивал, Зенфред и сам разволновался, не зная, почему.

– Расскажи мне про материк!

– Зачем же мне рассказывать о нём? Скоро ты сам всё увидишь.

Аврида привычно взяла гребень и, примостившись на краю кровати, принялась расчёсывать длинные русые волосы, в свете пламени казавшиеся золотисто-рыжими.

– Отец сказал, что магистр Каснел научит меня настоящей магии! Совсем как в сказках, что ты мне читала. А я смогу оживлять мёртвых людей, как лекарь Авелоп?

– Нет, сынок, Создатель не даёт умершим второй жизни.

Зенфред насупился и некоторое время молчал.

– Что с тобой? – Аврида закончила заплетать косу и погладила сына по голове.

– Отец говорит, что Создателя нет. Он сказал, что хочет, чтобы я стал сильным. Тогда я пообещал ему быть милосердным, как ты и велела мне, матушка. Ты ведь всегда говоришь, что милосердие – это главная сила. А отец рассердился и сказал, что это слабость, и прощают только глупцы.

– Твой отец не верит ни в кого, кроме себя, – грустно улыбнулась матушка. – Он хочет сделать тебя воином, но и в самого сильного человека Создатель вселил душу. А в ней должна быть доброта, – Аврида сняла с шеи серебряный медальон. – Вот, Зенфред. Теперь ты будешь далеко от дома, и я не смогу быть рядом. Этот медальон будет означать, что Создатель всегда с тобой. Он видит твои добрые дела и твои грехи, носи его всегда, пусть он будет твоим проводником на дороге жизни. Будь милосерден и учись прощать всех, даже врагов.

Зенфред заворожённо осмотрел подарок и радостно кивнул в ответ на внимательный взгляд матушки.

– Расскажи мне историю! – попросил он, тут же переменив тему.

– О ком ты хочешь послушать? – как всегда мягко сказала Аврида.

– Про бессмертных! – выпалил Зенфред. – Если я не смогу оживлять мёртвых, как тот лекарь, я хочу жить всегда!

– Зенфред, бессмертных людей не бывает.

– Но я ведь читал легенду о короле, который правил четыреста лет! – насупился Зенфред.

– В рассказах есть доля правды, но она очень мала и приукрашена. Скорее всего, тот правитель просто дожил до глубокой старости.

– Прочитай мне её! – не унимался Зенфред, доставая из-под подушки книгу в бордовой обложке с наполовину стёршимся позолоченным узором.

Матушка плотнее укрыла сына одеялом и, поцеловав в макушку, принялась читать.

– Когда-то давно, когда долина Лоа не была ещё заполнена водой, жил на свете славный король Дэскон. Страна его была совсем маленькая, но богатая. Люди в ней жили в мире и согласии, не зная ни войн, ни голода, потому что король управлял ей умеючи.

Был у него особый талант – каждого, кто бы ни пришёл к Дэскону, будь то друг, или враг, умел он приютить, обогреть и сделать своим товарищем. Дружно соседствовал он с другими государствами, и длилось это долгих тридцать лет.

Но вот Дэскон постарел, пришла ему пора передать престол одному из сыновей. Близнецы рождены были в один день, и ни один не хотел признавать себя младшим, вот и завязалась меж ними вражда. Король опечалился, видя, как ссорятся сыновья, но заболел и не мог уже оставаться на троне. Скоро Дэскон умер, а два его сына принялись поочерёдно править.

И настал конец миру и спокойствию маленькой страны: начались войны, грабежи и убийства, множество врагов нажили себе юноши. Народ голодал и нищал, войска собирались у границ маленькой страны – другие государства хотели поработить богатый край.

Неоткуда было ждать помощи, а братья всё ссорились и не могли поделить власть. И вот один из них убил второго и сам сел на трон, но ему было уже не под силу восстановить порядок: не владел он словом, как владел им отец, не был его разум ясен и спокоен, подобно разуму славного Дэскона.

Когда прибыл посол от того короля, что хотел пойти на маленькую страну войной, осветился вдруг лик молодого правителя. Смягчились его черты, и голосом покойного отца стал он вести беседу с послом и убедил его увести войска от границ.

С тех пор долго ещё светлый король не покидал свою страну, говоря устами внуков и правнуков. И так прожил он четыреста лет, пока маленькая страна в долине Лоа не ушла под большую воду. Тогда стало королю некого защищать, и он отправился на небо.

Воспоминание сменилось пустотой, и как бы Зенфред ни рвался обратно к матери, оно больше не появлялось. Светлый Дэскон владел словом и даром убеждения. Возможно, он и был седьмым магом и переносил свой Источник в тела потомков, из поколения в поколение передавая власть самому себе. Зенфреду захотелось всплыть на поверхность сознания и очнуться, но тело занимала другая душа, а у Источника едва хватало сил на то, чтобы цепляться за нераскрытый сосуд.

Матушкин медальон пылился в углу камеры, где Зенфред оставил его вместе с верой в Создателя. И хотя это была единственная память о ней, Зенфред не мог простить Творца за то, что он не помог и не спас его родных вопреки каждодневным молитвам и слепой наивной вере.

– У-у-у, – восхищённо протянул Летфен, выкатывая из золы покрытую золотистой корочкой печёную картофелину. – Вкуснотища!

Он проткнул её прутиком и разломил на две части. От жёлтой мякоти поднимался ароматный пар. Летфен крепко посолил половинку и сунул в рот.

– Жалко, рыба тут не водится, – он задумчиво облизал горькие от соли пальцы, тут же поморщился и сплюнул. – А то бы я точно поймал штуку-другую. Рыба на углях – объедение. Особенно, если жирная. И печёная хорошо, и солёная, и маринованная в водорослях. А уж мидии в яблочном уксусе! Вот где лакомство – язык проглотишь.

Аринд молча жевал, глядя на догоревший костёр, от которого ещё исходило приятное тепло. Лес темнел, в морозном небе сквозили первые звёзды. Летфен достал флягу с вином, отпил сам и протянул Аринду.

– Хочешь не хочешь, а гронула надо достать, иначе Авердо с нас шкуру спустит, когда протрезвеет. Надо всем показать, что ты людей как траву косишь, а гронулов нанизываешь на меч легче, чем червей на крючок. Тогда и трогать не будут. Да и деньги хорошие, хоть этот пройдоха Грун и дурит нас. – Летфен зевнул и потёр покрасневший от холода нос. – Работы к зиме мало. Дорог нет, и следы по снегу видно. Летом – другое дело. Можно торговцев грабить, можно скотину воровать, а иногда какие-нибудь знатные господа щедро платят за чью-нибудь случайную смерть. У нас этим Грун заправляет. Сам договаривается, сам предлагает, ну и наживается тоже сам. Наёмникам от него копейки достаются.