Смерть носит пурпур - Антон Чиж

Вечерняя тишина переулка разлетелась в клочья. Женщина кричала истошно, надрывая связки и нутро, срываясь на невозможный визг, от которого только зажать уши и спрятаться. Крик забирал силы, сковывал ноги оцепенением и буравил голову. Деться от него было некуда. Он доставал везде. В окошках появились соседи, из ближних домов кто-то уже вышел на улицу. Люди переглядывались и не понимали, что происходит, что стряслось. Жуткий и мучительный крик рвался с первого этажа. И не утихал ни на миг. Словно кричал не человек, а какая-то невиданная машина выпускала пар свистом. Так кричать человеку не под силу.

Пристав точно помнил, что у него где-то была «Инструкция для чинов полиции по осмотру места преступления». Засунул ее куда-то среди ненужных бумажек и теперь ломал голову, где бы она могла быть. Он старательно представлял свой стол, ящики, этажерку с томами Уложения о наказаниях, подборкой Всеобщих календарей за десять лет и журналами «Нива». Кажется, там ее нет. Может быть, дома? Врангель стал представлять свою столовую, такую чистую и уютную, спальню, гостиную и кабинет. Вещи хранились в надлежащем порядке, и деваться инструкции было некуда. Наверняка затолкал между книгами. Или дражайшая супруга нашла ей место. Вот бы знать, куда она делась.

Подобными размышлениями Врангель занимал себя, чтобы не наделать глупостей. Инструкция была спасательным кругом, за который он держался, чтобы не утонуть окончательно. Никогда в жизни не испытывал он столько эмоций сразу.

Прибыв в безымянный переулок у складов и отдав распоряжение отодвинуть собравшийся народ, Врангель вошел в квартиру. Ему доложили о том, что произошло, и он готовил себя к неприятному зрелищу. Чиновники, прибывшие раньше, как-то подозрительно сбились в кучку, словно не желая исполнять свой долг. Даже Скабичевский, его помощник и самый толковый в участке, предпочел заняться опросом свидетелей. Пристав настроил себя на суровый лад и вошел в открытую дверь.

То, что предстало его глазам, повергло в бездонный ужас. Врангель лишился воли, силы, ума и возможности двигать конечностями. За спиной у него толкались подчиненные, которым надо было подать пример храбрости. Но ему было не до примеров. Врангель прислонился к дверному проему и не мог сделать ни шагу. Показалось, что из него вырвали все кости и жилы, превратив тело в студень, который вот-вот растечется. Надо было отдавать приказы и что-то делать, но пристав мог только зажмуриться, чтобы не видеть эту страшную комнату.

Он закрыл глаза, но стало еще хуже. В ушах грохотало, уличные звуки били по затылку. К горлу подступила волна дурноты, пристав еле успел отбежать, чтобы опорожнить желудок. Колени тряслись, он нетвердо держался на ногах. Кое-как утерев лицо и заставив себя глубоко дышать, Врангель приказал себе вернуться. И в тот же миг понял, что нет такой силы, которая заставит его это сделать. Ни за что он не станет смотреть на все, что там творится. Для этого есть подчиненные. Пристав прикрикнул, чтобы не тянули время.

Послушные чиновники, всегда такие вежливые и исполнительные, обратились стадом напуганных овечек. Они жались к дому, никто не горел желанием совершить героический поступок. Даже Скабичевский предпочел не высовываться. Видя, что приказы не действуют, пристав махнул на все рукой и отошел подальше. Городовые поглядывали на него словно бы с укором, но ему было уже все едино. И куда только запропастилась бесценная инструкция? Наверняка там написано, как приставу вернуть присутствие духа. Он решил плюнуть на все, вдруг как-нибудь само разрешится… Чиновники придерживались того же мнения. Все чего-то ждали. Особенно зеваки, что собрались в переулке.

Наконец Скабичевский решился и предложил Врангелю единственно возможный выход. Был он малоприятным, но зато надежным. Пристав настолько был занят поиском инструкции, что ему было уже все равно. Он согласился без возражений.

Ожидание тянулось бесконечной резиной. Прошло не менее получаса, прежде чем в переулок въехала пролетка. Скабичевский прыгнул с подножки первым. За ним последовал Ванзаров. Лебедев сошел не торопясь, понимая, что спешить уже некуда. Чиновники посторонились от двери. Пристав многозначительно кивнул, приветствуя, и тем предоставил господам из столицы делать все, что им вздумается.

Окна были раскрыты, но запах стоял густой. Осмотревшись с порога, Лебедев даже присвистнул.

– Давненько таких художеств не попадалось… – сказал он, ставя чемоданчик на чистое место. – Красота-то какая. Хоть в учебник помещай. Не правда ли, коллега?

Ванзаров был не в настроении шутить. В обморок не падал, взгляда не отводил, но и приятного было мало. Только стальные нервы криминалиста могли выдерживать подобное зрелище с легкостью. Пристава трудно осуждать, не всякий полицейский на своем веку повидал такое.

Жилище было скромным, если не сказать убогим. Старый сервант, платяной шкаф с поломанной дверцей, несколько стульев, круглый обеденный стол, ковер, затертый до дыр, этажерка с книгами и две железные кровати по разные стороны. Комната служила и столовой, и спальней. Из всех украшений – картинки, вырванные из журналов, в дешевых рамках и резная шкатулка на серванте. В углу притих фикус, растопырив сочные листья. Лампа с широким абажуром свешивалась с потолка. Обои в полоску торчали клочками. Но все это не имело существенного значения. Потому что покрывала кроватей, мебель и даже шторы были заляпаны пятнами густо-коричневого цвета. Они были везде. Как будто маляр, сойдя с ума, стал размахивать кистью, разбрызгивая краску куда попало. Пятна стекали струйками по обоям, растеклись лужицами по половицам и усеивали скатерть.

– Как такое возможно? – спросил Ванзаров. Он не двигался, не из опасений, а чтобы не испортить следы. Трудно было найти место, чтобы не запачкать ботинки.

– Ничего удивительного, как и должно быть. Видите, что с ней сделали… – ответил Лебедев, указывая на середину комнаты и обеденный стол.

Поверх застиранной скатерти лежала девушка в сером платье. Руки и ноги свешивались по краям. Она лежала на спине, разметав вокруг себя посуду. Осколки чашек блестели на полу. Голова ее была запрокинута глубоко назад, шею пересекал тонкий и длинный разрез. Из него растекались багровые струи по подбородку и лицу. Они очертили контуром отвалившийся рот, легли вокруг раскрытых, неподвижных глаз и сползли на лоб, чтобы по прядям волос скатиться на ковер. Нольде трудно было узнать. А смотреть на нее было еще труднее.

– Предоставлю описать происшедшее вам, – ответил Ванзаров.

– Разве для вас это не очевидно?

– Для меня очевидно, что барышня сама открыла дверь: ключ в замке, петли не выломаны. Вероятно, она кого-то ждала. На столе приготовлено чаепитие на две персоны. Гость имел самые романтические намерения: бутылка шампанского валяется у порога. По какой-то причине открыть ее не успели. Впрочем, как и попробовать торт, который лежит там же.

– Приятной встрече кто-то помешал, – сказал Лебедев.