Ракетный центр Третьего рейха. Записки ближайшего соратника Вернера фон Брауна. 1943-1945 - Дитер К. Хуцель

Мы продолжали грузить мебель на баржи, но я сомневаюсь, что большая часть этого груза прибыла в пункт назначения. Позже я слышал рассказы о разбросанных на берегах Эльбы недалеко от Магдебурга столах, чертежных досках, стульях, шкафах. Естественно, в некоторых из этих столов были найдены секретные материалы, а это означало неприятности. Было отправлено еще несколько вагонов с инженерами и членами их семей, а также тяжелогруженые товарные вагоны. Постепенно в Пенемюнде стало необычно тихо и мрачно.

В настоящее время я занимался только эвакуацией. Я был последним из помощников фон Брауна, оставшихся в Пенемюнде; вскоре начали поступать сообщения от Мюнхгаузена (кодовое название для телефонных переговоров с новым местом дислокации завода). Возникли трудности: было много свободного жилья, но не хватало мебели. О доставке мебели из Пенемюнде теперь не могло быть и речи. Кстати, вскоре мы прекратили наши попытки отправить на новое место офисную мебель.

Одной из моих обязанностей в оставшиеся дни в Пенемюнде была подготовка разрешений на поездку для начальников групп сопровождения и транспортных инспекторов, направляющихся на юг, то есть для тех, кто отвечал за перевозку оборудования и документов Пенемюнде на новое место. Пропуска были необходимы, дабы избежать препятствий со стороны СС. Как правило, они выглядели следующим образом:

Далее ставилась чья-нибудь подпись. То ли это служило доказательством дисциплины в Германии, то ли ее отсутствия, но подобный документ на самом деле обеспечивал человеку свободный доступ ко всему, о чем было сказано выше. Вот такая комбинация безрассудства и страха перед СС.

Кафетерии были демонтированы и эвакуированы, а с ними уехал и персонал. Вскоре в Пенемюнде остался лишь небольшой контингент персонала. Теперь еда стала намного лучше; в конце концов, не было смысла сохранять то, что осталось. Снова появились даже алкогольные напитки, которые были в дефиците, как сигареты.

Царила действительно странная атмосфера; чувствовалось некое подвешенное состояние. В Карлсхагене по-прежнему демонстрировали фильмы, а между районами курсировали несколько коротких поездов. Одно из зенитных подразделений, в котором служили женщины-телефонистки, организовывало танцы. Обычно танцы быстро заканчивались, так как девушки, уже отвыкшие от портвейна, быстро пьянели.

Немногочисленные выходные до отъезда из Пенемюнде я проводил в Козерове, время от времени катаясь на велосипеде по лесу в Цинновиц – дальше на восток. Я радовался поездкам, ибо в это время удовольствия были простыми и редкими.

В Козерове я обычно навещал семью Хартмута или просто гулял по пляжу, читал или смотрел на волны и облака. Иногда ко мне на квартиру приходили гости, и мы включали музыку и немного выпивали. Мы даже стали игнорировать сирены воздушной тревоги. В конце концов, кому нужно бомбить Козеров? В течение недели, находясь на заводе, я спал в своем кабинете; большую часть времени там было электричество, в отличие от Козерова, и мебель была достаточно комфортной.

Оставшиеся дни быстро подошли к концу. Хартмут с семьей уехал в новое место дислокации его подразделения в Бад-Заксе. Я закончил свои дела, собрал вещи, которых теперь было немного, и стал ждать распоряжений.

Я прислушивался и подсознательно ждал отдаленного рычания ракеты на ИС-7. Однако в Пенемюнде царила тревожная, кладбищенская тишина.

Для отъезда из умирающего Пенемюнде мне не требовались специальные директивы. Перед отъездом фон Браун дал мне понять, что я должен оставаться в Пенемюнде до тех пор, пока могу быть чем-то полезен организации, а потом уехать наиболее целесообразным способом. С наступлением марта способов добраться до Бляйхероде становилось все меньше. Эвакуация подходила к концу, поэтому все меньше транспорта направлялось на юг. Связаться с Миттельраумом – новым местоположением – было практически невозможно. Телефонная связь часто прерывалась, а в Пенемюнде возвращалось мало тех, кто мог сообщить мне какую-либо информацию.

Те, кто должен был уехать из Пенемюнде, уехали, те, кто остался, готовились к эвакуации. Я завершил все свои дела. Советские войска находились менее чем в 80 километрах от Свинемюнде, и было неизвестно, что происходит на линии фронта. Мне было пора уезжать.

Сначала я собирался присоединиться к колонне подразделения боеприпасов и снарядов, которое проводило боевые запуски около Пенемюнде. Отправившись с ними, я присоединился бы к организации через сотрудников Дорнбергера на южных склонах гор Гарц.

Потом подвернулась более подходящая возможность, и я начал действовать. 13 марта следовало доставить на юг легковой автомобиль «Опель», находящийся в служебном пользовании. Ночью 12 марта я приятно провел время с друзьями с завода. Нам удалось раздобыть бутылку довольно хорошего вина – в те времена практически любое вино считалось хорошим, и мы поговорили напоследок. Попрощавшись, я пошел по улице, идущей от «Завод-Юг» к «Завод-Север». Свет полной луны мерцал между рядами тихих, пустынных зданий. Я увидел слабый свет у зенитной станции и больницы, мимо которых прошел по пути к воротам в Строение-1. Я помню сосны: высокие, молчаливые, благородные в лунном свете. Остановившись у входа в Строение-1, я задался вопросом, сколько времени у меня осталось. Все вокруг было таким мирным, и я вдруг пожалел, что не смогу остановить время.

На следующее утро, проведя бессонную ночь, я рано поднялся. Я поспешно написал Ирмель о том, что наконец уезжаю из Пенемюнде. Начались проволочки. Я был готов, а автомобиль нет – возникла путаница с документами. Наконец, около девяти часов утра мне позвонил водитель и сказал, что все в порядке. Он получил карточки на бензин и собирался заправить машину.

Взяв чемодан, я вышел на улицу напротив Строения-1. Через несколько минут подъехал «Опель», и мы отправились в путь. Разговаривали мы немного. Я в последний раз долго и задумчиво смотрел на Пенемюнде, инстинктивно понимая, что больше никогда не увижу это необычное и удивительное место. Быстро отвернувшись, я уставился на дорогу перед собой.