Балтийские патриоты - Константин Буланов

В результате проводимой торговой политики и продолжающейся добычи, к началу 1904 года количество денежного золота в стране увеличилось с прежних 814, немалая часть из которых все же обеспечивалась финским серебром, миллионов рублей до полутора миллиардов, что, в свою очередь, позволило увеличить тираж ассигнаций до 3-х миллиардов и при этом ни копейки не потерять в курсе по отношению к тому же фунту стерлингов, что случилось после деноминации в иной истории. А наличие, так сказать, «института» финской марки позволяло, при необходимости, избавляться от «лишнего» золота, выводя его на время за рубеж, когда внутри страны не оказывалось достаточного количества товара. То же касалось и кредитных билетов, уже почти полностью заменивших на рынке зерна, используемые на первоначальном этапе векселя. Что же касалось серебра — некоторое его количество опять же превращалось в финские марки, но большая часть покупалась на бирже, после чего уплывала в страны Азии, где все еще сохранялся серебряный стандарт, позволяя получить солидную прибыль на разнице курса металлов и валют. Тот же Китай с его четырьмя сотнями миллионов населения оказался натуральной отдушиной для всех стран стремившихся избавиться от лишнего серебра и получить в обмен на него высоколиквидный товар, как чай или шелк, к примеру. Не являлись исключением и те предприятия, в которых имел свои интересы барон Иванов. Это тогда, в далеком 1894 году, команда первого «Полярного лиса» довольствовалась получением китайских серебряных лянов. Нынче же из Поднебесной вместо серебра вывозились имеющие спрос в России товары, да изредка деньги европейских стран, коли таковые находились в потребных количествах у покупателей или банков.

Естественно, в свое время все это вызвало самую бурную реакцию финансовых воротил и начало полноценного паломничества радетелей их интересов к взошедшему на престол Николаю II. Но у молодого императора, во-первых, имелось уже несколько иное восприятие реальности, во-вторых, за его плечом невидимым кукловодом продолжал действовать «отошедший от дел» отец, в-третьих, у самого Николая Александровича имелись самые полные инструкции по доведению данного вопроса до логического завершения.

В общем, обиженных набралось очень много, а желавший усидеть разом на двух стульях Сергей Юльевич каким-то чудом уже пережил аж три покушения на свою жизнь. Впрочем, даже сейчас, в 1904 году, отголоски поднятой мировыми банкирами волны возмущения и возобновившиеся попытки спекуляцией на иностранных биржах курсом русского кредитного рубля то и дело продолжали покусывать финансовую систему России. Но все сохраненное в стране и преумножаемое из года в год золото продолжало оставаться тем гарантом стабильности, поспорить с которым не представлялось возможным, поскольку вся мировая система расчетов отныне строилась именно на нем. В свою очередь, это привело к тому, что в стране увеличилась столь необходимая промышленности и торговле денежная масса, а расходная часть казны на погашение государственных обязательств не дошла до ужасающей отметки в пятую часть всех доходов, остановившись примерно на десяти процентах. И, как уже было сказано, даже начала уменьшаться. Пусть пока еще мелкими шажочками — всего-то на пару десятков миллионов золотых рублей. Но даже этот факт заставлял изрядно напрячься французское правительство, для которого единственным защитником от притязаний Германии была именно Россия, сидевшая на долговом поводке. И вот этот самый поводок начал потихоньку расходиться, что в будущем грозило немыслимыми проблемами. Да и многие десятки миллионов золотых рублей, получаемых банкирами в качестве процентов, нельзя было терять ни в коем случае, ведь в мире более не существовало столь же платежеспособного и добросовестного клиента, а кушать серебряной ложкой черную икру из золотой икорницы хотелось каждый день. По этой самой причине начавшейся войны желали, как политические оппоненты Российской империи, так и те, кто старался притворяться ее друзьями. Но тут их всех ждало грандиозное разочарование, ведь впервые за многие десятилетия этой войны желала и сама Россия. Причем не только желала, но и готовилась к противостоянию со всем тщанием, заодно начав всячески способствовать развитию отечественных производств всего того, что прежде можно было заказать исключительно в куда более развитых, в плане технологий, странах. Именно поэтому первая трамвайная линия в столице появилась на 4 года раньше, нежели в иной истории. Именно поэтому на всех противников устройства гидроэлектростанций надавили с самого верха с мощью парового катка. Именно поэтому началось техническое перевооружение крупнейших казенных заводов, а львиная доля станков и машин для них должны были изготовить и поставить самые инновационные из отечественных производств. И поскольку все это едва ли не впервые в жизни оказалось распланировано аж на 5 лет вперед, не осталось причин для взрывной активности и скупки всего потребного по всему миру за любые деньги с одновременным заимствованием очередных сотен миллионов рублей.

Естественно, какие-то уникальные станки, машины и оборудование, так или иначе, все равно приходилось заказывать за рубежом, как и недостающие материалы, но теперь это делалось с прицелом на последующее копирование полученных образцов уже на мощностях собственных заводов, что позволяло дать работу сотням тысяч мастеровых то и дело выражавших свое недовольство безденежьем и выжиманием последних соков на рабочих местах. Кстати, по этой же причине, начиная с 01 ноября 1902 года, в Российской империи повсеместно вводился 9-часовой рабочий день и 6-дневная рабочая неделя, что, впрочем, нашло немало противников, как в стане промышленников, так и в войске мастеровых. Первым грозило недополучение тех доходов, на которые они рассчитывали, и увеличение сроков выполнения заказов, которые и так зачастую срывались. А вторым — снижение реальных доходов, ведь поденная ставка чаще рассчитывалась из почасовой или от объема выполненной работы. В общем, и те, и другие, вновь нашли немало поводов для выражения своего недовольства. Но ныне эти претензии переадресовывались императором в сторону нижней палаты парламента Российской империи — сформированной в июле 1902 года Государственной Думы, созданной, в числе прочего, для стравливания того пара революционных веяний, что витали в умах немалой части населения и прямой дорогой вели, для начала, к всероссийской забастовке. Крови новый, получивший право быть законодательным, орган тянул из императора немало, но содержание одного небольшого сейфа, ставшее достоянием Николая Александровича после действительной смерти отца, изрядно отрезвило молодого императора. А уж появление на свет совершенно здорового наследника и вовсе заставило упрятать куда поглубже собственное недовольство и начать прилагать усилия для увода страны с пути, уже однажды приведшего империю к гибели.

Однако не одному монарху было плохо. Насильно впихнутый в списки депутатов от дальневосточного избирательного округа барон Иванов тоже время от времени с силой прикладывался головой о покрытую бархатом столешницу рабочего стола после возвращения в свою квартиру с очередного заседания. Зачастую его, ставшее весьма богатым, воображение даже рисовало яркие картины расстрела перед строем депутатов тех говорунов, что вообще не отдавали отчета своим словам. Не депутаты, а самые натуральные словоблуды, просто выводили из себя Ивана Ивановича хотя бы тем, что крали его драгоценное время, которого все чаще переставало хватать на действительно стоящие дела. Хорошо еще, что среди всего этого первого сборища со временем отыскались два десятка индивидуумов, которые не витали в облаках и не грезили революционными изменениями, а планомерно предлагали идеи развития государства с учетом того состояния общества, образования, экономики, технического потенциала, внешней политики, в конце концов, имеющих место быть здесь и сейчас. Правда и в программе созданной ими фракции Мирного обновления, как по мнению Ивана, хватало заскоков и перегибов, но по сравнению с предложениями всех остальных «кружков по интересам» они хотя бы на бумаге выглядели, как движение к лучшему будущему. Да и на внутрипартийных собраниях люди прислушивались друг к другу при отстаивании той или иной точки зрения. Плохо было то, что в конечном итоге таких людей набралось всего четверть сотни, а общее количество депутатов Думы превышало полтысячи, так что их голоса зачастую тонули в пламенных речах конституционных демократов, составлявших самую крупную партию, хотя и неплохо звучали на фоне не более многочисленных социал-демократов, социалистов-революционеров, прогрессистов, беспартийных автономистов, не способных прийти к единому мнению даже внутри собственного кружка «трудовиков», и вообще ничего не понимающих беспартийных.