Самсон и Надежда - Андрей Курков

Все, что заинтересовало Самсона, сложил он в один чемоданчик и, запечатав за собой двери, ушел.

Уже в участке вытащил из саквояжа-баула выкройки, приложил к ним вновь найденные кусочки. Присмотрелся к рисункам мелом и понял, что нашел у Бальцера выкройки карманов пиджака. Представить себе эти карманы по выкройкам он не мог, но сомнений в своей правоте у него не возникло.

Вспомнились вдруг слова портного Сивоконя, который эти выкройки просмотрел. Что он там по поводу размера сказал? Что это для «пухлого недоросля» шилось?

Напряг Самсон свою память. Лицо Бальцера вспомнил, когда тот с керосиновой лампой в руке двери ему открыл. И потом, не без труда, вспомнил он тот момент, когда после выстрела Бальцер падать на него начал и как за его спиной фигура стрелявшего возникла. Высокая, крепкая, истуканистая. Ведь как легко он вывернулся, когда Семен его схватить попробовал. Вывернулся, выстрелил в Семена и по лестнице с грохотом вниз побежал.

Вспомнил Самсон и грохот этот гулкий по деревянной лестнице. Значит, тяжелым был бегущий. И когда, перепрыгивая две или три ступеньки, падал он ногой на третью или четвертую, грохот и гул заполнял парадное с новой силой.

Внезапная догадка изумила мысли Самсона. Тот, кто убил портного и Семена, тот и должен был этот костюм носить, если бы не вмешались тут красноармейцы Антон и Федор, которым для дезертирства домой цивильная одежда понадобилась! Вот оно как!

Самсон откинулся на спинку стула. Расстегнул ремень с кобурой и опустил на пол. Посидел так минут пять. А потом спрятал выкроенный, но не сшитый костюм обратно, а из чемодана бумаги и блокноты Бальцера достал. Опустил их на стол чуть левее от кожаного подкладочного квадрата для ведения дел. А на квадрат положил чистый оборот от старого жандармского циркуляра. Вывел на нем карандашом: «Дело об убийстве красноармейца Семена Глухова и портного Фридриха Бальцера, немецкого подданного. Начато 3 апреля 1919 года».

В пятницу вечером уставший и обеспокоенный Самсон принимал гостей — родителей Надежды, привезших на подводе чемодан и сундук ее вещей.

Вдова дворника выскочила на улицу, чтобы успеть получше рассмотреть вещи, прежде чем их подняли в квартиру Самсона.

Трофим Сигизмундович с ней поздоровался почтительно, но когда узнал от Самсона, кто она, взгляд его в сторону вдовы более уважения не выражал.

Вдова крутилась и на лестнице под ногами, словно ожидала, что Самсон и ее позовет в квартиру. Однако он был занят куда более серьезным вопросом, а потому, видя ее, только раздражался.

Ужин приготовить ему и Надежде не удалось, слишком много у обоих было работы. Но по дороге домой заехал Самсон на пролетке в советскую столовую на Крещатике и уговорил насыпать ему в казенную кастрюлю перловой каши со шкварками на четыре обеденных талона. Молодая повариха, понимая, что перед ней представитель власти и порядка, сыпанула ему каши, скорее всего, талонов на шесть! Но, конечно, никакого супа или компота не предложила. Да и если бы предложила, не довез бы он жидкой еды до дома без потерь. И вот пока грелась каша со шкварками на кухонной плите, думал лихорадочно Самсон о том, что нет у него казенки! Полбутылки любимой отцом ореховой настойки сохранилось, но ставить на стол полбутылки было неприлично. Думал сначала Самсон к вдове спуститься и у нее попросить, но вдова казенке предпочитала самогон и горькие настойки, которые и дешевле выходили, и по вкусу простонароднее. В конце концов, уже открыв дверцу буфета, остановил свой взгляд он на графине, и тут все решилось само собой. Ореховая настойка, оставив в бутыли ореховый жмых, перелилась в графин и приобрела достойный вид.

Надежда завела пока родителей в свою комнату, бывшую спальню покойных родителей Самсона. Оттуда через минут пять вышел Трофим Сигизмундович и объяснил, что дочка к столу переодевается.

Самсон тут же представил себе, как Надежда перебирает платья и юбки в привезенном только что сундуке и примеряет их, наклоняясь к зеркалу на туалетном столике. А потом, должно быть, у мамы одобрения спрашивает.

Вскоре уселись они все за стол. И Надежда в темно-синей, ниже колен юбке и белой блузке, и мама ее Людмила в черной юбке и теплой кофте зеленого цвета, ну и, конечно, Трофим Сигизмундович в своем костюме с носовым платочком, торчащим из нагрудного кармашка пиджака.

Кашу со шкварками ели радостно. Надежда с мамой от настойки отказались, так что попивали ее Самсон и Трофим Сигизмундович вдвоем.

— Спится тут сладко, — говорила Надежда. — Окошки во двор, а во двор никто зайти не может. Ворота на замке, потому что там два сарая — дворницкий и соседский.

— Два сарая! И не грабленных! — Отец девушки поднял вверх указательный палец правой руки. — Вот где порядок! У нас-то во дворе погреба, да только уже пустые и с замками вырванными!

— Ну что ж ты хочешь, Трофимушка! — ласково посмотрела на него жена. — У нас же Подол, а тут, наверху, за порядком лучше следят!

— Да, — кивнул Трофим Сигизмундович. — Пока ехали на подводе, пять патрулей насчитали. Три китайских и два обычных! Я, кстати, с китайским красноармейцем поговорил! Когда за хлебом ходил. Они, оказывается, железнодорожные строители! В Мурманск по царской концессии перед войной рельсы тянули! А потом война, революция. Вот они по войне и по революции до Киева добрались. Им тут нравится, но домой все равно хотят!

— Кто ж их сейчас отпустит! — усмехнулся Самсон. — Я бы их наоборот, всех в милицию взял!

— Ну в губчека китайцы уже есть, — подтвердил Трофим Сигизмундович. — Мне соседка пересказывала разговор двух чекистов на Житнем рынке. Так они спорили: кто лучше врагов пролетариата расстреливает? Солдаты-красноармейцы или китайцы? И один сказал, что китайцы лучше! Что у них никогда руки не дрожат и мускулы лицо так неподвижно держат, будто они собою саму Фемиду являют!

— Ой, Наденька! А ты рассказывала Самсону о вашей великой работе? — вскинула Людмила восторженный взгляд на дочку. — А то сколько можно о расстрелах! — Она тут же обернулась на мгновение, чтобы критическим взглядом супругу своему претензию высказать.

— Нет, не говорила, — призналась Надежда. — Мы о работе с Самсоном не беседуем! Он сразу задумчивым становится и замолкает! — Она одарила парня нежным взглядом. — У него-то работа совсем непредсказуемая!

— Ну у тебя тоже! — вставил отец.

— Почему? — не согласилась девушка. — У нас как раз предсказуемая! Потому что все на математике основано!

— Так расскажи! Вы ведь уже Киев пересчитали? — снова вступила в разговор мама.

— Переписали. А считать еще долго будем! — закивала Надежда. — Это же не простая перепись населения, как при царе было! Мы одновременно все дома и заводы замеряли, все помещения, все квартиры… Товарищи Биск и Двинянинов гигантскую работу организовали!