Тайна Марии Стюарт - Маргарет Джордж

Король закрыл глаза. Казалось, он заснул, но потом королевский врач Амбруаз Паре пощупал его пульс и покачал головой.

– Ваше Величество, король умер, – обратился он к Франциску.

– Нет! – Франциск прильнул к отцу.

– Ваше Величество, – позвал кардинал. Он сделал жест Марии, которая помогла своему мужу встать.

– Мы вверяем вам нашу жизнь и нашу верность, – произнес кардинал. – Мы будем служить вам до конца дней.

Франциск вытер глаза. Его мать по-прежнему плакала.

– Maman! – он бросился в ее объятия, не обращая внимания на кардинала. – Maman!

Вместе они побрели к выходу из дворца, где собралась озабоченная толпа. Пусть кардинал сделает объявление; они отправлялись в Лувр. Королевская карета стояла поблизости в тени большой липы, и они направились туда. Мария встала в стороне, чтобы войти последней из уважения к своей свекрови. Но Екатерина Медичи внезапно отступила на шаг и спокойно посмотрела на нее, как в любой обычный день.

– Вы должны войти первой, – тихо сказала она. – Королева Франции имеет преимущество перед вдовствующей королевой.

После полудня Мария не могла ничего есть, с беспокойством думая о предстоящем вечере; они с Франциском впервые должны были предстать перед придворными как король и королева Франции. На самом деле это было просто, и Мария уже все спланировала, но от этого она лишь еще больше нервничала, так как успех или неудача зависели только от нее.

В течение нескольких лет у нее имелся свой личный сад на территории одного из небольших замков. Диана Пуатье обратила внимание на ее любовь к цветам и помогла ей создать этот совершенно белый сад под верандой, ведущий к декоративному пруду с чистой прозрачной водой.

– Вы имеете особую склонность к белому цвету, – сказала она. – А белый сад великолепно смотрится в лунном свете. Вы знаете, что существуют цветы, которые распускаются лишь в темноте и дают насыщенный аромат? Они происходят из Персии.

Диана. По распоряжению Екатерины Медичи сразу же после похорон Генриха II ее удалили от двора. Но ее сад процветал: все эти годы Мария любовно ухаживала за ним и сажала новые цветы, так что теперь он окружал пруд со всех сторон, словно благоухающая рамка.

Королевский прием состоится здесь. Гости будут гулять по тенистым тропам, освещенным фонарями, до того как поднимется полная луна и раскроются белые цветы. Среди них будут расхаживать французские и шотландские музыканты, играющие на скрипках, лютнях и волынках. Мария надеялась, что неформальная атмосфера поможет всем успокоиться – в первую очередь ей самой и Франциску.

– Мадам, – прозвучал знакомый голос за ее спиной. – Нам предстоит очередная молодежная вечеринка?

Повернувшись, Мария увидела Фламину, стоявшую поблизости. Четыре Марии теперь были ее фрейлинами, членами самого доверенного внутреннего круга. Она не ожидала, что положение королевы Франции что-то изменит в их отношениях, но, по правде говоря, теперь они относились к ней по-другому, к примеру, почтительно называли «мадам». А возможно, дело было в том, что теперь они обращались к замужней женщине.

– Нет, – со смехом ответила она. – Нас пригласили несколько придворных старшего возраста. Тем не менее будет в основном молодежь.

Сначала Франциск потребовал, чтобы возраст присутствующих не превышал двадцати пяти лет, но когда Мария напомнила, что в таком случае ни один из членов «Плеяды», группы из семи поэтов, вдохновленных великих классиков, которые придавали ее двору литературный блеск, не сможет прийти, он отменил это условие.

– Но речь идет только о поэтах, а не о твоих старших родственниках, – настаивал он.

– А как же молодой Рене? – спросила она. – Кроме того, ему лишь двадцать четыре года.

– Я устал от твоих дядюшек, – пожаловался он. – Они всегда приносят мрачные новости и могут испортить нам вечер.

Мария оторвалась от воспоминаний и посмотрела на подругу.

– Хорошо, – сказала Фламина и тряхнула головой. Ее детская жизнерадостность и энергия никуда не делись даже теперь, когда она стала женщиной.

– Есть кто-то, кого ты особенно хочешь увидеть? Надеюсь, я пригласила его.

– Нет.

Мужчин постоянно тянуло к Фламине. Они не забывали о наклонностях ее матери и предполагали, что ее дочь разделяет их, поэтому она хорошо натренировала правую руку, чтобы отгонять тех, кто пытался заигрывать с ней.

– Мадам! – К ним присоединилась Мэри Битон, миловидная, румяная и как будто грезившая наяву. – Все в порядке? Ожидается полнолуние?

Ее большие карие глаза смотрели невинно и доверчиво.

– Да, если луна вдруг не пойдет задом наперед и не станет менее полной, чем вчера вечером! – насмешливо ответила Фламина.

Внизу садовники деловито чистили тропинки, усеивали их цветочными лепестками и ставили подпорки под ветви, тяжелые от распустившихся соцветий. Подмастерья следовали за ними, поливая клумбы и пропалывая сорняки.

В задней части сада тисовая изгородь выросла почти в человеческий рост с тех пор, как маленькая Мария посадила ростки, не доходившие до колена. Декоративный пруд почти полностью зарос белыми кувшинками, распахнувшими свои крупные восковые цветки, словно детские рты.

– Вы теперь не будете носить белое? – озабоченно спросила Мэри Битон. – Если все придут в белом…

– Нет, – поспешно ответила Мария. – Траур закончился.

Она носила траурное платье в течение требуемых сорока дней после смерти Генриха II. Франциск был коронован в Реймсе вскоре после этого, и Мария решила как можно быстрее вывести его из траура, чтобы взбодрить. Он явно хотел пребывать в скорби и уединении так долго, как только возможно, в надежде отложить тяжкое бремя государственного управления. Но чем дольше он ждал, тем более ужасной казалась ему эта ноша. Мария уговаривала его гулять на солнце и ездить на его любимом коне (арабский скакун прибыл в срок, как было обещано), и он постепенно стал легче относиться к стоявшей перед ним задаче.

Сегодняшние вечерние развлечения были лишь частью ее стараний облегчить для него переход к новым полномочиям. Она знала, что ему будет гораздо легче, если прием состоится в одном из небольших дворцов и будет ограничен молодыми людьми и друзьями семьи. Франциск разрешил ей составить план вечера и выбрать одежду для него.

– А maman не придет? – спросил он, хотя знал ответ.

– Нет, она слишком старая, – заверила Мария.

Между Екатериной Медичи и Гизами существовали определенные трения, но если Екатерина пыталась управлять внешней политикой, то они отвечали за внутреннюю.

– Надеюсь, небо будет совершенно чистым, – сказала Мэри Битон. – Даже одно облако может все испортить.

Милая, нежная Мэри Битон, которая вечно о чем-то беспокоится.