Дом у последнего фонаря - Анна Малышева

— Одной смертью, — поправила ее Лиза. — Мой отец для него отныне не мертв. А вот за вами он может прийти.

В трубке раздались частые гудки. Связь прервалась.

Женщина отняла телефон от уха с такой осторожностью, словно он мог взорваться.

— Как все это понимать? — обратилась она к тишине, притаившейся в темных углах мансарды. — Мне сейчас угрожали или меня пытались предостеречь?

Утро было белым, каким может быть только позднее ноябрьское утро, щедро засыпанное выпавшим за ночь снегом. Александра, лежа в постели, смотрела в высоко прорезанное мансардное окошко и гадала, сильно ли намело за ночь. Когда она наконец встала и подошла к окну, реальность превзошла ее ожидания. Тротуары покрылись сугробами. На мостовой в снежной каше пополам со льдом буксовали медленно проезжавшие машины. Деревья в крохотном скверике на углу переулка согнулись под тяжестью липкого снега вдвое.

Улыбаясь, женщина чуть приоткрыла створку окна, чтобы впустить в мастерскую наполненный снеговой свежестью воздух. Она любила едва установившуюся зиму, пахнущую только что разрезанным ледяным арбузом. Недолговечная белизна, которой почти всегда было суждено смениться грязью оттепели, пленяла, как все красивое, что живет недолго. В такие дни начала зимы Александра обычно брала этюдник и уходила на натуру, хотя почти забросила живопись. Этюды потом грудами валялись в углу мансарды, и, перебирая их, вспоминая одну минувшую зиму за другой, женщина всякий раз убеждалась, что ее воспоминания намного живее и красочнее, чем эти наброски, выполненные, казалось, чьей-то чужой рукой — равнодушной, холодной и бесплодной.

«Хорошо, что у меня хватило мужества осознать факт, что в живописи я ничего не добьюсь, — думала Александра, умываясь и возясь с плиткой. — Еще лучше, что я не сочла это концом света. Жизнь продолжается вне зависимости от того, гений ты или посредственность. Некоторые даже рассчитывают на бессмертие. О, господи…»

Едва вспомнив о Лыгине, она упала духом. Вчерашние откровения Олега как будто отчасти заслонили от нее гибель коллекционера. Утром истина предстала во всей наготе. «Он мертв, а я никак не могу в это окончательно поверить. Мне все кажется, что с ним нужно считаться, как с живым. Будто он еще может вмешаться в мою жизнь, потребовать чего-то, приказать — в своей обычной “любезной” манере!»

Александра попыталась отвлечься работой. Взялась за пейзаж, который реставрировала, но через час бросила его. Третьеразрядная картина надоела художнице так, будто она всю жизнь видела ее перед собой. «Это и есть моя жизнь — посредственные полотна, безумные коллекционеры, навозные кучи и редкие жемчужные зерна, которые я в них иногда нахожу… И миражи, бесконечные миражи, за которыми я гонюсь. Прах, порождающий прах. Ведь все мы, собиратели древностей и редкостей, ловцы праха. Мы пытаемся удержать в плену ускользающее время… Но оно проходит безвозвратно, а нам достаются лишь осколки, обрывки прошлого, которые мы, безумцы, выторговываем друг у друга по бешеным ценам!»

Александра отмыла руки от краски и достала из сумки молитвенник Джейн Грей, с которым не расставалась после того, как узнала о его действительной ценности. «Не хватало еще, чтобы книгу украли. А сумку оторвут только вместе с рукой!»

Усевшись за стол и грея озябшие пальцы о кружку с горячим кофе, женщина разложила перед собой пергаментные страницы, покрытые пятнами засохшей крови. Одну за другой, она вкладывала их в искалеченный молитвенник. Число срезов и страниц совпало. Срезы были ровные, их явно выполняли по линейке. Закрыв разом припухший молитвенник, женщина задумалась.

Она понимала, что у нее в руках случайно оказались важные улики. Хотя с молитвенником была связана лишь смерть бездомной птицы, непосредственно вслед за ней погиб человек. «Эти страницы нужно отдать следователю… По крайней мере сказать о них. И объяснить всю их ценность, чтобы, не дай бог, с ними ничего не случилось!»

«Почему же ты, когда объяснялась с Ириной Вячеславовной, ни словом не обмолвилась о молитвеннике?! — возражала Александра самой себе. — Рассказала бы заодно и о подвеске! Нет, голубушка, я тебя знаю. Будешь молчать, пока не спросят. Будешь твердить свое: “Это же всего лишь воронья кровь. Ведь расследуется не убийство вороны!” И ты отчистишь эти страницы и вошьешь их в молитвенник. И будешь гордиться тем, что спасла уникальную вещь. И займешься всем этим прямо сейчас!»

Следующие два часа женщина отмывала кровь щадящими растворителями, едва касаясь страниц, опасаясь повредить краску и чернила. Большинство пятен Александра не решилась даже тронуть, лишь отряхнула жесткой кисточкой. Кривые иглы для сшивания пергамента у нее имелись. Их когда-то подарила подопечной Альбина, откопавшая эту редкость на блошином рынке во время поездки в Англию. Александра пускала их в дело всего пару раз.

«Но подходящего шелка нет, — с досадой констатировала женщина, порывшись в своих запасах. — Тот, что есть, «супербелый», не годится. Тут нужна «слоновая кость» или «чайная роза». Придется покупать. Хорошо, хоть деньги кое-какие появились…»

Прибравшись на столе, Александра решила купить шелк обязательно сегодня же. У нее уже выстроился четкий план действий относительно молитвенника.

«Он принадлежал Лыгину, а теперь его наследнице, дочери. Других наследников, как сказал Олег, нет. Я могла бы, конечно, вернуть Лизе книгу и страницы, предварительно объяснив, какое сокровище ей досталось, чтобы она не продала его за бесценок… Но девочка в таких вещах явно не разбирается. Она спустит все, скопленное отцом, по еще более позорным ценам, чем продавала я. Логичнее мне самой продать молитвенник, сперва приведя его в порядок, а уж деньги отдать Лизе. И конечно, я вычту свои комиссионные. При нынешнем безденежье это вовсе не лишнее».

Однако корысть занимала последнее место среди ее мотивов. Куда сильнее Александру грела мысль, что она дважды спасет уникальную книгу — вернув ей первозданный вид и найдя достойного хозяина. «Хранителя, — с усмешкой поправила себя художница, вспомнив любимое словечко Альбины. — Мы все лишь храним старые вещи. И ни в коем случае не обладаем ими, так считала Альбина. Скорее, они обладают нами. Занимаясь антиквариатом всю жизнь, уж она-то знала, что говорила!»

Оставался вопрос: кому продать книгу? Александра сразу же вспомнила стенания Олега. «Он умолял Лыгина ни в коем случае не продавать молитвенник на сторону, обещал сам выкупить его обратно… Теперь, когда книга будет в целости, он непременно захочет снова ее заполучить!»

Наскоро перекусив и одевшись, женщина отправилась в экспедицию за шелком. Ближайший нужный магазин располагался на Кузнецком мосту. Туда можно было дойти пешком примерно за то же время, какое потребовалось бы, чтобы доехать на метро. Александра решила пройтись.

В «Лавке художника» нашелся только синтетический шелк, и тот не идеального оттенка. Александра морщилась, вертя в пальцах миниатюрную катушку. Она мечтала о японском натуральном шелке, твердо решив, что молитвенник Джейн Грей недостоин ничего иного. Знакомая продавщица посоветовала: