Как жить с французом? - Дарья Мийе

— О да-а, классная идея, — прошипела я, точнее, фурия, завладевшая моим телом. — Гениальная! Кто ее придумал? Ты? Беременная женщина будет спать на холодном песке — прекра-с-сно!

Гийом стал отползать задом — он уже имел несчастье познакомиться с фурией. Мой голос между тем из яростного шепота перешел на ультразвуковые частоты:

— И душ я буду принимать в соленом море, наверно, да? Да?! И на завтрак есть кокосы, которые ты мне добудешь, ага!

— Спокойно, дорогая, — робко вставил Гийом. — Ну что же делать, если мы все выпили? Тут же серпантины и на большинстве дорог нет ни освещения, ни тротуаров, садиться за руль ночью просто опасно даже в трезвом состоянии.

Лучше бы ему этого не говорить. Потому что теперь фурия заподозрила злой умысел и подлый сговор. Задохнувшись от нахлынувшего гнева, она на минутку потеряла голос — самый громкий крик не мог бы выразить степень ее возмущения.

— То есть ты знал, что этим все кончится? Знал и не продумал, как быть со мной?!

— Ну, признаться, я не видел большой проблемы в том, чтобы поспать на свежем воздухе в такую чудесную ночь, — оправдывался он, еще надеясь на конструктивный диалог.

Но фурии эта форма общения незнакома.

— Не видел большой проблемы, значит? — сладко пропела она, готовясь нанести удар под дых. — Ты беременным давно, видать, не был, а? Ты забыл, как это — бегать пять раз за ночь в туалет! И как поясницу ломит под утро, забыл! Я тебе кто, приятель студенческой юности, чтоб на пляже ночевать??!!

Я вскочила на ноги так резво, как позволял пятимесячный живот, и, от души хлопнув Гийома по плечу, зашагала в сторону шоссе. Притихшие французы проводили меня глазами. То-то, знайте: русские — это страшно, а беременные русские — вообще уноси ноги!

Тротуары в столице Сейшельских островов действительно редкость. Как и придорожные фонари. Фурия угомонилась и свернулась черным клубком в левом подреберье до следующего раза. Я была очень зла на нее. Из-за ее выходок я шагала одна-одинешенька по проселочной дороге в кромешной темноте и в неизвестном направлении. Вряд ли спать на обочине будет удобнее, чем на пляже. Но фурия не оставила мне путей к отступлению: вернуться к костру, в круг дружелюбных, безобидных французов, после такого шоу было немыслимо. От жалости к себе я стала всхлипывать, а потом и плакать навзрыд. Конечно же Гийом не готов к роли отца. Ему хочется проводить ночи на пляже, а не над люлькой. Я порчу ему жизнь. Он портит жизнь мне. Вместе мы непременно испортим жизнь нашему ребенку. Больше, чем спать, мне сейчас хотелось только умереть.

Сзади как по заказу сверкнули фары. Я инстинктивно вжалась в заросли какого-то кактуса — все-таки будет глупо найти свою смерть на Сейшелах, да притом не в Акульей лагуне, а под колесами самого банального автомобиля с подвыпившим водителем.

Машина затормозила рядом. На пассажирском сиденье сидел Гийом, за рулем — Бижу.

— Он окунулся три раза с головой в холодное море, — сказал Гийом. — Так что он почти трезвый.

— Ага! — подтвердил Бижу и рекламно улыбнулся. — Доставлю нас домой с ветерком.

Я залезла в машину, сгорая от стыда.

— Простите, это все гормоны, — с трудом выдавила я.

Гийом потрепал меня по колену, а Бижу подмигнул в зеркальце заднего вида.

* * *

Всё, больше я не играю в народ! Исчерпан лимит толерантности к автобусам без кондиционера, которыми мы добираемся на пляж, и безвкусным зеленым бананчикам, которыми кормимся на протяжении дня. Благо у нас в программе значился еще частный остров — сто процентов комфорта, вертолет для перемещений по архипелагу, собственная вилла и мишленовское питание три раза в день. Это, собственно, и есть цель моего рабочего визита. На нашей вилле нет замков, засовов и в большинстве случаев дверей. Даже туалет завешен символической портьерой из нанизанных на веревки ракушек. У ванной и спальни отсутствует еще и половина стен, чтобы удобнее было смотреть на море, плещущееся в двадцати шагах. И все же ощущение изолированности от остального мира настолько остро, что мы сбросили одежду и мгновенно забыли, зачем она вообще нужна. Будто нас кто-то расколдовал и все эти лягушачьи шкурки остались в страшном сне. От вторжения горничных надежно защищает лиана, переброшенная через перила. Мы валяемся голыми на песке, голыми завариваем чай, голыми кормим ящериц банановыми чипсами, играем в нарды — конечно, тоже голыми. Об одежде мы вспоминаем только тогда, когда приходит время обеда. Если бы туалеты подбирались в соответствии с классом ресторанной кухни, как это делается в мегаполисах, пришлось бы достать платье со стразами и единственный золотой браслет. Но здесь появиться в ресторане в парео и бермудах в порядке вещей. Мы разделываем тугих розоватых крабов, тонущих в кокосовом молоке, и смотрим на переливающееся от фосфоресцирующей живности море.

— Красота, правда? — вздохнула я с набитым ртом. — И это все — всего за каких-то четыре тысячи евро в день!

Гийом на пару секунд перестал жевать. Потом зажевал вновь. Прожевал все и, накрыв мою ладонь своею, сказал:

— Через три года я буду миллиардером, и мы все втроем приедем сюда на целых две недели. Обещаю!

Я в курсе его наполеоновских планов уже давно. Но с тех пор как Гийом узнал, что у нас будет ребенок, градус его амбиций заметно повысился. Главная неприятность в том, что мои амбиции пока что полностью удовлетворены. Я оставила главноредакторский пост в итальянской газете и целиком отдалась путешествиям для научно-познавательного журнала. Мне не нужно ждать три года, чтобы приехать пожить на частный остров в другом полушарии: из таких поездок состоит моя работа, за нее я получаю зарплату и командировочные. Я живу в Лучшем Городе Земли, в большой квартире напротив парка, рядом с мамой, готовой разделить заботы о ребенке. Днем я занимаюсь любимым делом в коллективе умных и приятных людей, вечером хожу по презентациям, премьерам и пресс-ужинам, где прекрасно кормят и развлекают изо всех сил, а в конце еще и дарят подарки. У меня парень — красавец француз, что вызывает зависть у всех, за редким исключением тех, кто имел дело с французами. Даже беременность я проживаю легко и достойно — без токсикоза и отекших щиколоток. Желать чего-то большего было бы нескромно.

Поэтому, когда Гийом заговаривал о совместном будущем, я смотрела в пол — в данном случае в тарелку с крабами. Теоретически не имею ничего против. На практике у этого варианта не было ни одного плюса. По крайней мере, ничего из того, что я бы считала плюсом, потому что заклинания типа «полноценная семья», «счастье ребенка» и «начать жизнь с чистого листа» на меня нисколечки не действовали.

* * *

— Ш-ш-ш. Ш-ш-ш-ш-шжжж. Шупшшшш! У меня получается?

Я отерла с лица капельки слюны.

— Очень даже. Надо только немного потренироваться с носителями языка.

За двадцать минут тренировок Гийом выучился шипеть, как настоящая рептилия. Правда, у гостиничного садовника, который показал нам черепаший шип, это получалось аккуратнее. Но Гийом старался изо всех сил — садовник сказал, у него хорошее произношение. Я начинала бояться, что до вечера он так и будет шипеть в ответ на попытки завязать осмысленный диалог. Его мозг в райских условиях размягчался столь стремительно, что я уже радовалась завтрашнему возвращению на Большую землю.