Ангел в яблоневом саду - Анна Данилова

Конечно, все в Идолге знают меня в лицо, поэтому вот так, средь бела дня взять и прийти – себе дороже: все решат, будто я приходила к Надьке разбираться, мол, оставь в покое мужа и все такое. Но на самом деле я просто хотела посмотреть на нее вблизи, вернее даже, рассмотреть, понять, что же так привлекает в ней моего Бориса. Чем она так притягивает его.

Я долго думала, как мне одеться, чтобы и смешной не выглядеть и чтобы меня никто не узнал. И придумала. Надела длинную юбку из тонкой материи, белую блузку, на голову – шляпу соломенную с небольшими полями, как не носят пенсионерки, а глаза спрятала под темными очками. Все это сильно меняет внешность. Увидев себя в зеркале и представив себя со стороны, мне было бы сложно определить, скажем, даже возраст такой женщины. Светлые волосы, слегка прикрывающие уши, могли принадлежать одновременно и молодой женщине, и зрелой.

Надев весь этот маскарад, я показалась себе нелепой, движения мои были скованны, а в душе образовалась холодная пустота, которая бывает, когда человек чувствует, что зашел в тупик, когда ищет выход и не находит его.

Ревность сжигала меня, не позволяла радоваться жизни. Все то, что радовало меня прежде – наше хозяйство, деньги, дом, мебель, занавески, цветник, хлебопечь, новая ванна и многое-многое другое, – все это внешнее благополучие воспринималось мною теперь как плата за украденную у меня любовь. То есть всем этим судьба расплатилась со мной за измены Бориса. Пеки хлеб в новой хлебопечке, отмокай в новой ванне, нюхай свои розочки и забудь о Борисе. Он все равно не твой.

Но была и другая расплата. Ведь это я первая украла Бориса у Нади. Я не была с ней особо-то знакома, а поэтому сделала это легко, радуясь при этом, что он разлюбил ее и полюбил меня. Я тогда не думала о том, что мужчина, предавший единожды, предаст и во второй, и в третий раз.

Но я все равно должна была увидеть ее. Подойти к забору таким образом, чтобы меня не было видно, спрятаться и понаблюдать за ней. Согласна, затея бредовая. Но не в гости же мне к ней напрашиваться. Привет, Надюха, как дела? Как там мой Борис, не надоел тебе еще? Может, оставишь его в покое?

Если честно, то я боялась нашей встречи с ней. Мне казалось, что за те годы, что Борис прожил со мной, она похорошела. Я представляла себе ее жизнь спокойной и полной удовольствий. А еще я была уверена, что она все свое свободное время тратит исключительно на себя. Да, конечно, у нее тоже было небольшое хозяйство, но по сравнению с нашим – просто микроскопическое. И работники у нас есть, которые смотрят за ондатрами, чистят клетки, да и вообще помогают во всем, и тем не менее я всегда занята. И практически не имею возможности съездить в город, в парикмахерскую, скажем. Да и маникюр с педикюром научилась делать сама, дома. Я прихожу в спальню часов в одиннадцать вечера, и у меня хватает сил только на то, чтобы разобрать постель и надеть ночную рубашку. Все.

Все дела переделаны, муж и дети накормлены, выкупаны, одежда на завтра приготовлена, выглажена, на кухне все прибрано, мясо из морозилки вынуто… И так изо дня в день. Но если раньше мне вся эта работа по дому и хозяйству приносила радость, ведь мы все делали вместе с Борисом, да и вообще жили с ним душа в душу, то теперь мне казалось, что за моей спиной хохочет Надька…

У меня всего две козы. Я дою их утром и вечером, чтобы было молоко детям. И так это у меня ловко получается, что я сама удивляюсь. Никогда, до коз, не представляла себе, что у меня такие сильные руки, пальцы…

Так, стоп.

Итак. Я переоделась и приехала в Идолгу. Несколько раз прошлась по улице, где стоял дом Надьки, и всякий раз, проходя мимо, старалась не смотреть на него. В тот день было жарко, улица была пустая, ни одного человека. Но я знала, чувствовала, что за мной кто-нибудь да наблюдает. Так всегда бывает – думаешь, что тебя никто не видит, а потом окажется, что видела вся деревня. Окна домов – это глаза жителей. Ну и пусть смотрят, думала я, в который уже раз приближаясь к дому Надежды и почему-то не чувствуя своих ног, тела. Словно то была не я, а кто-то другой. Сложное это чувство. Возможно, виной тому была эта дурацкая шляпа, очки. Но все равно, раз я пришла, я должна была хотя бы увидеть ее. Конечно, было бы неплохо подойти и поговорить с ней, но я все-таки не артистка. Думаю, номер с дежурным вопросом «Вы дом не продаете?» не прокатил бы. Расхохоталась бы мне в лицо, смахнула бы с моей головы шляпу и очки… Нашла бы много едких и оскорбительных слов, чтобы только уничтожить меня, показать, насколько она выше всех этих дешевых уловок брошенной женщины.

Поэтому меня трясло, когда я притаилась под пыльным кустом сирени, откуда через металлическую сетку ограды могла наблюдать за двором Нади.

Был полдень, все вокруг было залито теплым оранжевым светом. Цветник у моей соперницы был богаче моего, ухоженный. Таких пышных роз у меня никогда не было. Они под лучами солнца словно светились изнутри. Пахло яблоками. И еще чем-то съедобным. Я знала, что сегодня здесь моего Бориса не будет, он уехал в командировку в Москву, а это значит, что хотя бы в этом плане я могу быть спокойна и меня тут, возле ворот, он не увидит. Большое окно у крыльца было распахнуто, и слабо шевелилась кружевная занавеска, скрывающая от меня, как я предполагала, кухню. Где-то в глубине дома работал телевизор, я слышала знакомые интонации диктора.

Под яблоней стоял стол, покрытый пестрой клеенкой, на нем – электрический самовар, поднос с чашками. Не знаю, как долго я стояла, но усталости не чувствовала. И вот наконец я была вознаграждена за свое терпение: распахнулась дверь, и на крыльце показалась Надька. В открытом желтом платье, вся в кудряшках, словно только что накрутила. В руках – большое блюдо c едой, издали напоминающей картофельные оладьи. Легко так, вприпрыжку спустилась со ступенек и чуть ли не бегом бросилась куда-то в сторону. Мне даже пришлось подняться на цыпочки, чтобы хорошенько рассмотреть, куда же она полетела с этими оладьями. Я была, признаться, очень удивлена, когда увидела, что она стучится в дверь своей времянки. Спустя несколько секунд, как если бы она дождалась ответа, Надя открыла дверь и скрылась внутри домика.

Меня сразу же затошнило. У меня всегда так бывает, когда чувствую, что происходит что-то противоестественное, то, чего мой мозг не в состоянии воспринять, расшифровать. Что происходит? Почему она стучится в собственную времянку? Кого она там кормит?

Ответ пришел быстрее электронной почты, стоило мне только вспомнить мой последний разговор с Борисом. Он звонил из Москвы и сказал, что задержится еще на пару-тройку дней. Так вот, значит, куда он завернул после Москвы.

Я достала телефон и набрала номер мужа. Сначала трубку долго не брали, а когда взяли, я услышала голос Бориса. Такой жирный голос, какой бывает, когда жуешь. Он говорил со мной с набитым ртом:

– Да, Сонечка? Что случилось? Ты чего мне звонишь? У меня же роуминг…

– Извини, набрала тебя по инерции… У тебя все хорошо? – спросила я его онемевшими губами.

– Да, мы тут с другом обедаем, заказали окрошку…