Красный нуар Голливуда. Часть I. Голливудский обком - Михаил Трофименков

В августе 1922-го два агента заявились к режиссеру Уильяму Де Миллю (брат Сесила). В его послужном списке числился фильм с пророческим названием «Черный список» (1916) о кровавой стачке в Колорадо, но назвать его подрывным язык не поворачивается. Героиня – учительница и активистка – вытягивала «счастливый» жребий: ей было доверено убить управляющего шахтой, которого она любила. Дилемму чувства и долга она разрешала, собираясь покончить с собой после убийства. К счастью, нравственным мучениям она уделяла гораздо больше времени, чем стрелковой подготовке. Слегка раненый менеджер удовлетворял требования забастовщиков и брал в деловые партнеры и жены промахнувшуюся террористку. И действительно, агентов интересовал не сам Де Милль, а его друг Чаплин: не коммунист ли он, часом. Де Милль припомнил: Чарли как-то назвал себя социалистом.

В их глазах проскользнуло удовлетворение; они, безусловно, знали все заранее; мне бы не поздоровилось, если бы я солгал.

Да, они уже знали: Чаплин – участник заговора с целью использования фильмов для пропаганды рабочего движения и революции. Об этом их информировал некий (или некая) агент Э. Э. Хопкинс, проникший на вечеринку, которую Чаплин устроил 6 августа 1922-го в честь Уильяма Фостера, лидера и будущего (1924, 1928, 1932) кандидата от компартии на пост президента.

Почему бы и нет? Чаплин вполне мог поделиться с друзьями чудесным опытом социалистического откровения и «угостить» их Фостером. Фостер – это экзотика, воплощенное восстание «проклятьем заклейменных». Матрос торгового флота, обошедший весь мир, он сколотил боевой профсоюз на чикагских бойнях, в 1919-м верховодил стачкой сталелитейщиков. Добрался в Москву нелегалом, встречался с Лениным, участвовал в III Конгрессе Коминтерна и Учредительном конгрессе красных профсоюзов. В него стреляли и будут стрелять еще – прямо на съезде Чикагской федерации труда. Он только что вышел из-под ареста: не первого и далеко не последнего. Он политик национального масштаба, но по-прежнему разъезжает в товарняках, как истинный хобо.

О банкете, на котором присутствовали Уильям Де Милль и, само собой, Роберт Вагнер, известно только из отчета Хопкинса. Единственная живая деталь – сомнительная шутка хозяина. Заверив Фостера в том, что «мы против любой цензуры, особенно церковной», Чаплин торжественно продемонстрировал ему надпись на двери туалета «Добро пожаловать, Уилл Хейс», обращенную к первому председателю Союза продюсеров и дистрибуторов Америки, создателю пресловутого кодекса. ФБР проинформировало Хейса об этом граффити, на что тот невозмутимо ответил: «В упомянутой вами вечеринке, право слово, нет ничего странного, принимая во внимание, мягко говоря, не лучшее состояние психики [Чаплина]».

Вечеринка вечеринкой, но поверить Хопкинсу, что Чаплин пожертвовал компартии на Рождество 1922 года тысячу долларов (с этой тысячей ФБР носилось до конца 1950-х), – увольте.

Отчет Хопкинс открыл на Чарли досье, которому суждено распухнуть до 2 060 страниц: последний документ – заметка в Evening Standard о возможном визите Чаплина в СССР – ляжет туда в декабре 1960-го. В 1923-м досье пополнила заметка Николая Лебедева в «Правде» о первом в СССР показе фильмов Чаплина в университете Екатеринбурга. 26-летний киновед, основываясь бог знает на каких источниках, назвал Чаплина «старым членом Социалистической партии». С комсомольским задором он выразил уверенную надежду, что, как только в СССР построят «фабрику смеха», товарища Чаплина «в порядке партийной дисциплины» переведут в Советскую Россию. Наивный текст не раз аукнется Чарли.

* * *

На банкете вполне могло обсуждаться «пропагандистское и образовательное значение кино»: как-никак именно Фостер учредил в 1915-м Интернациональную лигу профсоюзной пропаганды. Начиная с 1917 года рабочее кино, криминализованное законами военного времени, исчезло с экранов. В ноябре 1918-го Дэвид Найлз, председатель Объединенной комиссии по делам кино, разослал ведущим студиям письмо, предлагавшее советоваться с ним, прежде чем браться за фильмы о социализме и рабочем вопросе. Но с 1921-го «паника» стремительно пошла на спад. Гедонизм и пропаганда потребления «джазовой эпохи» вытеснили с экранов боевой антикоммунизм. Профсоюзы и соцпартия не преминули этим воспользоваться.

Возникли сразу две крупные рабочие студии – Labor Film Services в Нью-Йорке (апрель 1920 года) и Federated Film Company в Сиэтле (ноябрь 1919 года), наладившие собственный прокат и выпуск рабочих киножурналов. Нового слова в альтернативном кино они, впрочем, не произнесли. Возродились довоенные каноны ангажированной мелодрамы. Возобновилась и практика найма голливудских профессионалов. Рекордсменом профсоюзного кино (миллион зрителей) стала мелодрама «Новый ученик» (1921) по сценарию Артура Нельсона, менеджера Universal и Warner. Но в 1921-м, обсудив на своем съезде идею создания «настоящей» киностудии и покупки сети кинотеатров, АФТ сочла идею себе не по карману. Естественно, эту киноактивность контролировал Гувер. В 1920-м он заручился поддержкой нью-йоркского «красного взвода», как называли полицейские отделы по борьбе с левым радикализмом, и Федеральной почты (что тянуло на преступный сговор), чтобы сорвать издание нью-йоркскими активистами журнала Labor Film Magazine.

Но кинопотуги социалистов и вполне конформистской АФТ отступали на второй план перед лицом «красной угрозы». И если вернуться к Голливуду, то дело было не в банкете у Чаплина (или не только в нем).

18 августа 1922-го в Бриджмене на берегу озера Мичиган собралась подпольная конференция, призванная примирить фракции компартии. Среди делегатов оказался провокатор. 22 августа полиция арестовала 17 участников, включая генсека Чарльза Рутенберга. Фостер ареста избежал, уехав до срока: торопился как раз на конгресс Лиги пропаганды в Чикаго; там 26 августа, на открытии, его и взяли. Суды над 72 коммунистами растянулись на одиннадцать лет, но Фостера оправдали уже в 1923-м.

На основе захваченных в Бриджмене документов (об их достоверности судить нелегко) Ричард Уитни – свидетель обвинения на процессе Фостера – написал книгу «Красные в Америке». Хотя делегаты обсуждали выход партии из подполья, и противники легализации победили с перевесом в один голоc, материалы конференции Уитни назвал ключом к «самому грандиозному в истории заговору против США».

Маккарти тоже будет говорить о «заговоре столь огромном, что подобного ему не найти в истории человечества». В Америке все, за что ни возьмись, самое большое в мире.

Документы Уитни передал Гувер, заложив основы обмена информацией с доверенными журналистами: именно они в конце 1940-х станут авангардом чисток. Газетчики передавали Гуверу информацию о киноработниках. ФБР, наметив мишень для публичной расправы, передавало им свои наработки, обнародование которых, в свою очередь, служило предлогом для репрессий.

Обширную главу Уитни посвятил подрывной работе в театре и кино, включая профсоюзное кино, выделив экранизацию «Джунглей», снятую еще в 1914-м голливудскими знаменитостями Джорджем Ирвингом, Джоном Праттом и Огастасом Томасом на студии All Star Feature Film Corporation. Правда, в начале 1920-х АФТ выпустила обновленную версию фильма, который в прологе представлял сам Синклер. Кстати, о чем Уитни не упомянул: еще в ноябре 1918-го профсоюз «Братство трамвайщиков», прикупивший собственную студию, но переоценивший свои финансовые возможности, нанял Синклера для написания сценария.