Последний ребенок - Джон Харт

– Что надо сделать? – спросил тот.

– Оградить лентой двор и улицу. Вызвать сюда криминалистов и судмедэксперта. И… найди мне диетическую колу. – Хант потер лицо и схватил за рукав уже шагнувшего к выходу Кросса. – Но только не из холодильника в этом доме. И освободите коридор.

* * *

Коридор опустел. Словно почувствовав присутствие Йокама, Хант повернулся к нему. Здесь, в обрамлении смерти и насилия, его друг разрумянился и прибодрился.

– Знаю, еще рано говорить, – глядя мимо него, негромко сказал детектив, – но, по-моему, убийство не было преднамеренным.

– Потому что?..

Хант указал на отметины у двери.

– Следы на ковре. Похоже, они припирали этой штукой дверь. Убийца, у которого есть план, обычно берет с собой оружие.

– Может быть. Или он знал, что здесь будет блок.

– Да, ты прав. Выводы делать рано.

– Какой у нас план?

– Комнату нужно опечатать до прибытия криминалистов. Перекрыть улицу. На всякий случай пусть пришлют разыскную собаку. И… – Хант остановился и повернулся к коридору. – Черт! – Проклятие вырвалось, словно осколок какого-то взрыва внутри. Он врезал кулаком во входную дверь и протопал в гостиную.

Войдя туда следом, Йокам увидел, что его друг стоит у двери, опершись на нее обеими ладонями, и бьет в дерево головой. Звук получался глухой и тяжелый.

– Черт. – Очередной удар получился сильнее.

– Если хочешь пустить кровь, есть способы получше, – заметил Йокам.

Хант повернулся к пострадавшей двери спиной.

– Все не так.

– С убийством по-другому не бывает.

– Она должна была быть здесь. – Хант вдруг понял, что ему нужно на воздух, и, рванув переднюю дверь, со злостью и даже ненавистью бросил через плечо: – Это должно было закончиться здесь.

– Ты о Тиффани?

– Обо всем. Вообще.

Не сразу, но Йокам понял.

Ад, в котором жил его друг.

Только такую жизнь он и мог вести.

Универсал остановился на повороте узкой дороги. Пустынная и темная, она протянулась за окраиной города, зажатая между лесом и тишью. В одном из окон дома, на который смотрел Джонни, тускло светилось окно. Две недели прошло с тех пор, когда он был здесь в последний раз, но картина не изменилась: под теми же деревьями ржавели те же автомобили, и на почтовом ящике балансировала все та же банка из-под пива. Сам дом обозначал себя намеком: желтоватым светом и комплектом расположенных не вполне симметрично углов. Со стороны находящейся в миле отсюда мусорной свалки доносился тошнотворный запах гнили. Днем там кружили вороны, и время от времени вдалеке хлопал выстрел, когда уборщик палил по крысам и банкам. Мир как будто закрыл вдруг рот. Джонни всегда замирал в этой тишине, а воздух воспринимал как нечто холодное и не предназначенное для дыхания. Это ощущение посещало его даже во сне, но он все равно приходил сюда.

В полночь. На рассвете.

Шесть раз.

Десять.

Бертон Джарвис попал в список как рецидивист. Это было самое большое из известных Джонни слов, и означало оно вот что: больной ублюдок, скорее всего, сделает это снова. Состоящий на учете преступник зарабатывал на жизнь набивкой чучел подстреленных ланей и вывозом мусора, для чего пользовался грузовичком с прицепом. Знакомые называли его Джар: «Посмотри-ка на этого бычка, Джар. Как думаешь, сможешь набить из него чучелко?»

Друзей, в понимании Джонни, у него не было, но несколько человек приходили к нему не раз и не два. Они передавали из рук в руки компьютерные диски и обменивались мнениями о Таиланде, который оставался самым лучшим местом, чтобы потрахаться. Этих гостей Джонни тоже нашел. Выяснил, где они живут. Где работают.

Теперь они тоже значились в его списке.

Один парень приходил чаще других. Иногда с ружьем, иногда без. Высокий, жилистый, в годах, с живыми, сияющими глазами и длинными пальцами. Они с жаром пили из одной бутылки и вспоминали свои похождения в какой-то деревушке во Вьетнаме. Глаза у них туманились, когда речь заходила о девушке, которую они называли Желтая Малышка. Три дня они пробыли с ней в хижине, где лежали тела ее мертвых родных. Желтая Малышка, говорили они и, качая головой, передавали друг другу бутылку. Жаль-то как, твою ж мать.

Они смеялись, и смех этот звучал нехорошо. Неприятно.

Только после второго визита у Джонни появились подозрения в отношении гаража позади дома Джара. Гараж стоял в конце узкой, пробегавшей между густыми деревьями тропинки, скрытой и от дома, и от дороги. Стены были сложены из шлакобетонных блоков, окна замурованы розовой изоляцией и черным пластиком и наглухо забиты досками. Заглянуть внутрь Джонни не мог. Свет оттуда не шел. А на двери висел замок размером с полголовы парнишки.

Туда он наведался в первую очередь.

В гараж.

К шести часам тела упаковали. Стоя на крыльце, Хант наблюдал за тем, как носилки с черными гладкими виниловыми мешками заталкивают через задние двери. Взгляд его скользнул по двору и улице, казавшимся бесцветными под угрюмым темным небом. Солнце еще не встало, но серый свет уже коснулся верхушек деревьев за рельсами, и небо на востоке несмело намекало на приближение чего-то нового. Повсюду, приткнувшись к бордюру и блокировав улицу, стояли полицейские машины. Фургон службы судмедэкспертизы устроился в конце двора, распахнув в затянувшемся зевке задние дверцы. За желтой оградительной лентой стояли несколько репортеров, но внимание детектива привлекли не столько они, сколько соседи. Участки здесь были небольшие, и дома теснились друг к другу. Кто-то что-то знал. Должен был знать. Его взгляд останавливался то на пожилом белом мужчине в желтой рубашке, то на чернокожем мальчишке с бегающими глазами, эмблемами местной банды и самодельными татуировками, то на широколицей женщине с отвислыми грудями и ребенком на каждой руке. Жила она рядом, но утверждала, что ничего не знает. «Ничего не слышала». Глаза, полные ненависти. «Ничего не видела».

Из-за угла дома появился присланный из управления кинолог – в перепачканной одежде и с вытянутым лицом. Прижавшаяся к его ноге черная дворняга смотрела на виниловые мешки немигающим взглядом и высунув язык.

Кинолог покачал головой.

– Ни в погребе, ни наверху – ничего. Если и есть еще одно тело, то оно в каком-то другом месте.

– Уверен?

– На все сто. – Кинолог погладил собаку по голове.

Хант ощутил что-то похожее на облегчение, но в доверии этому чувству отказал. Тот факт, что Тиффани Шор не было здесь, еще не значил, что она жива. Окровавленные тела в доме не давали забыть о себе.

– А это не могло его отвлечь? – Он кивнул на черные мешки.