Мы вернемся, Суоми! На земле Калевалы - Геннадий Семенович Фиш

забиты досками, а дверь замкнута — как будто стоило оберегать всю эту рухлядь! Прямо смех разбирает. Соседи рассказали, что за Эльвирой приезжал зимой отец и забрал ее, двух дочерей, корову и повез к себе обратно домой. Интересно, что скажет на это сам Олави, когда выйдет из тюрьмы. Он, наверно, не ожидал, что Эльвира так скоро забудет его и вернется к этому бешеному спекулянту. Но вернее всего, что Олави никогда никуда не вернется, хотя он и здоровяк. Ну, наверно, Эльвира так не думала, но послушалась отца. А он, Каллио, как раз собирался пойти помочь Эльвире, оказать услугу жене, или, вернее, вдове товарища и его детишкам.

Унха уже не слушал товарища. После дня трудовой работы сон не заставлял себя ждать.

— А если из-за этих безработных опять снизят оплату, тогда надо будет бастовать, — бормотал, поворачиваясь на другой бок, Каллио.

Но оплату на этот раз не снизили. Потому что парни, которые искали работу, тоже понимали, почем фунт лиха, и не хотели сбивать цен, как солоно им ни приходилось, а также и потому, что компания систематически опаздывала с выплатой жалованья не меньше чем на две недели, и в такой обстановке новое снижение оплаты неминуемо привело бы к забастовке. Забастовка могла если и не сорвать, то, во всяком случае, сильно затормозить работу на заготовках. Фирме же нужно было срочно выполнить заказы, чтобы получить из Англии новые, еще бо́льшие. Фирме забастовка была сейчас явно невыгодна.

Инари пришел на рассвете, когда лесорубы уже выходили из барака. В этом бараке было девятнадцать человек, а в соседнем семнадцать. Между двумя жилыми был выстроен барак для лошадей.

За поясом Инари торчал отличнейший топор, и большая сумка за плечами была туго набита вещами. Каллио встретил его на пороге и страшно обрадовался.

— Ну, вот кого не ожидал встретить!

Радость его не знала пределов. Он даже не заметил, что Инари продрог.

— Есть работа здесь? — сухо спросил Инари, видимо не желая много распространяться перед незнакомыми.

Каллио чуть было не обиделся.

— Ты один, без возчика и без товарища? — удивился он. — Как же ты не нашел себе компании?

— Здесь и артельно работы не найдешь, не то что в одиночку, — сказал подошедший к ним Унха. — Идем, Каллио, пора.

— Погоди секунду, это ведь мой лучший друг, — продолжал Каллио.

— Так это и есть тот самый Олави, о котором ты рассказывал?

Услышав имя Олави, Инари насторожился.

— Нет, это Инари. Про него я тебе ничего еще не рассказывал, а есть что порассказать.

И они пошли в лес на работу.

Инари остался один. Он вошел в убогий барак.

Сразу было видно, что здесь нет хозяйки. Огонь в каменном очаге затухал, и горький дымок щекотал ноздри.

Разбитое грошовое зеркальце, бреясь перед которым видишь только клочок бороды, было прикреплено к столбу, поддерживавшему бревенчатую крышу, скаты которой одновременно были боковыми стенами. На одной из постелей храпел человек.

Инари подошел к нему и толкнул его.

— Эй, пора на работу! Потеряешь место!

Тот поднял на Инари мутные глаза и снова опустил тяжелую голову. Он был болен.

Когда вечером возвратились парни с работы, уже закипал кофе, и Инари возился у очага с видом старожила.

— Ему плохо! — показал Инари на больного.

— Понимаешь, нет горячей жратвы, только кофе, а остальное всухомятку, — говорил Унха Инари, как старому другу.

— Куда же ты высыпал все свое барахло из мешка? — спросил Каллио.

Но Инари так взглянул на него, что он сразу прикусил язык и почувствовал себя обладателем какой-то новой тайны. Но он знал характер Инари, знал, что Инари не может жить без разных секретов. Но разве Инари теперь станет что-нибудь скрывать от него после того, что было осенью? Ладно, наедине он все выспросит у него.

И Каллио свысока посмотрел на Унху, который ничего не знает, и затянулся дымом из трубки.

Парни закусывали, запивая второпях непрожеванные куски горячим кофе.

Разговаривать было некогда — к глазам подступал сон.

Инари положительно повезло с работой.

В барак зашел десятник Курки и сказал:

— Из вашего барака один сегодня не вышел на работу. Если он чем-нибудь недоволен, то пусть идет ко всем чертям, на его место найдутся десятки.

Никто ничего не ответил, и от молчания Курки, очевидно ожидавший возражений или оправданий, рассвирепел еще больше, он побагровел совсем и громко закричал:

— Пусть сейчас же собирает манатки и убирается вон!

Тогда Унха сказал:

— Господин десятник, он совершенно болен и, наверно, скоро умрет, тогда мы его и вынесем на улицу. — И он кивнул в ту сторону, где лежал больной.

Десятник посмотрел на больного и сказал спокойнее:

— У нас здесь не больница. Но, конечно, если он не может выйти, пусть отлеживается денек-другой.

И тут выступил Инари и сказал, что вот он сегодня пришел и не имеет еще работы, что он с благодарностью стал бы на место больного, пока тот не выздоровеет, потому что десятник сам понимает, что возчик и один вальщик — это не то, что возчик и два вальщика.

Гнев отошел от сердца Курки, и вежливый разговор Инари понравился ему:

— Это меня не касается, я веду расчеты с возчиком, но если он тебя возьмет, я возражать не буду. Ну ладно, спите с богом!

И он вышел.

— Тоже хлопает дверью, как помещик, — проворчал Унха.

Возчик находился в том же бараке, и он скоро сошелся с Инари.

Каллио поддержал его, буркнув возчику как бы невзначай:

— Ты не пожалеешь, я его знаю, это отличнейший работник.

— Ладно, ладно, срядились уже, — сказал возчик и с сожалением поглядел на больного. — Эх, что скажу я его жене, если он скапутится? Односельчане ведь мы. — И пошел задавать лошадям корм.

Возчик действительно не прогадал.

Инари работал по-настоящему. Он владел топором, как художник карандашом, или нет: как парикмахер бритвой. Финский топор кирвас — узкая клинообразная пластина, слегка скошенная по линии острия, — в его руках был сущим клинком фехтовальщика на ринге.

Это был опытный лесоруб, он никогда не держал твердо обеими руками топор.

Правая его рука скользила по рукояти, и удар его от этого был во много раз сильнее. Всей своей работой он опровергал старую мудрость: от большого дерева много щепок.

У него щепок в работе было мало. И умел он брать дерево низко, так что пни были у него самые маленькие, а выход древесины большой.

Что это был опытный лесоруб, видно было и по тому, как ловко он при раскряжевке умел размечать самый