Мы вернемся, Суоми! На земле Калевалы - Геннадий Семенович Фиш

и произошла такая задержка.

Тут десятник испугался, что он, пожалуй, хватил через край в беседе с простым лесорубом, и замолчал. Так они некоторое время шли молча.

Молчание нарушил Инари. Если у господина десятника есть хороший табак или сигареты «Malta» или «Fennia», он с удовольствием купил бы: в чем, в чем, а в табаке и кофе он не может себе отказать. В этом грошовом ларьке в селении нет хороших сортов.

Курки немного смягчился: да, он мог бы уступить штук десять хороших сигар, но, понятно, за наличные.

Потом они снова шли молча, но разговаривать на этот раз начал уже Курки.

Он рассказал, что в их бараке есть молоденькая хозяйка, славная девчонка Хильда.

— Как зовут? — переспросил Инари.

— Хильда!

— У меня тоже есть знакомая девушка, тоже Хильдой зовут!

— А-а… — протянул десятник.

Он опять спохватился, не наболтал ли чего лишнего. Но они стояли уже около барака, в котором жил Инари. Было совсем темно в лесу, когда он вошел в берлогу, где ютилось около двух десятков крепких, сильных ребят.

— Нет, ты только подумай, Унха, у него опять полный мешок, — сказал Каллио и стал прятать карты в задний карман брюк.

Инари, как бы не обращая внимания на слова Каллио, громко на весь барак сказал:

— А тебе, Каллио, есть письмецо.

Это было совсем неожиданно. У Каллио не было ни жены, ни сестры, ни родителей, ни братьев, ни даже невесты. И кто бы мог знать его адрес?

— Может быть, ты перепутал все и письмо адресовано мне? — вступил в разговор возчик.

Он уже целых две недели ждал писем из дому о том, удалось ли жене выхлопотать снятие недоимки и что принесла корова — телку или бычка.

Каллио подошел к очагу и, распечатав письмо, стал медленно, при неровном красноватом свете углей, читать.

Белый огонь в очаге — к оттепели, красный — к морозу.

После конфирмации Каллио не часто приходилось что-нибудь читать.

Он медленно разбирал писанное от руки чернилами письмо:

«Товарищи рабочие севера! До вас дошли слухи об организованном и поддерживаемом финскими буржуями налете белобандитов на Карелию?..»

От напряжения и близости очага Каллио сделалось жарко. Он продолжал читать еще про себя:

«…Вооруженные силы брошены в наступление на Советскую Карелию. Там они грабят привезенный для карельских рабочих хлеб, жгут дома, пытают и убивают советских работников и учителей. Они пытались разрушить железнодорожные мосты, чтобы помешать движению. Чтобы затруднить перевозку продовольствия для голодающих и затруднить рабочим строить свое хозяйство…»

— Ребята, он получил письмецо от невесты из Похьяла, от Эльвиры, — подшутил Унха и смутился оттого, что Каллио даже не обратил внимания на его шутку.

«…Это дело рук финских белогвардейцев.

Каждый рабочий севера знает, что там, где находится шюцкоровец, лахтарь, егерь, — там кровный враг рабочего…»

— Всегда так бывает, — недовольно ворчал лесоруб, ожидавший вестей из дому: — кому на все наплевать и кто ничего не ждет, тому обязательно придет письмо, как мороз к январю.

— Да брось мешать, ты, заноза, — обозлился, наконец, Каллио. — Письмо-то вовсе не ко мне одному написано, а нам всем, ребята!

— Так все и будем читать, — обрадовался Унха и выхватил письмо из рук Каллио. — Я буду вслух, я в казарме приучен уставы и молитвенники читать.

И вот они — Каллио, Унха, лесоруб, ожидавший вестей из дому, возчик, с которым работал Инари, бывший легионер — читают это неожиданное письмо у очага. Инари куда-то вышел. Остальные уже засыпали.

— «…Товарищи!

Предприниматели понизили нашу зарплату, делают нас безработными и всеми мерами хотят снизить наш жизненный уровень…»

— Это правильно, — перебил чтеца возчик.

— Что же нам делать? — озабоченно спросил лесоруб, не получивший письма из дому.

Унха, не останавливаясь, ровным и тихим голосом продолжал читать:

— «Товарищи! Пусть весть пройдет между стойкими революционными борцами с быстротою молнии. Пусть наша весть обежит вымазанные сажей бараки, захватит низкие хибарки и костры товарищей, которые проводят ночи у костров, пусть она соберет тысячи бойцов в рабочую Красную Армию!..»

— Там даже простой лесоруб может стать генералом, — деловито перебил сам себя Унха и продолжал читать:

— «Пусть они придут в красную Карелию, встретят финского белобандита и сведут с ним счеты…»

В барак вошел Инари, снова мешок его был опустошен, но никто этого не заметил.

Он подсел к товарищам.

Унха деловито читал:

— «Товарищи! Это призыв честного финского коммуниста ко всем честным сознательным рабочим. Это не обман: вас не соблазняют большими военными добычами, разными обещаниями, как это делают белогвардейцы. Вас призывают стать под знамена коммунистической партии, примкнуть единой несокрушимой силой к безжалостной борьбе, дать последний смертельный удар белобандитам.

Прочь расхлябанность! Долой трусость! Если белогвардеец победит в Карелии — он сразу же пойдет в наступление на нас. Пусть никто не подумает: сперва другие, а потом уже я.

Другие уже начали.

Смелые северяне уже ходят по лесам, уничтожая белобандитов, придите и вы. Докажите, что если на сторону белобандитов за их неправое дело встанут сотни убийц и негодяев, то у нас тысячи честных рабочих борются за правое дело.

Финский рабочий должен подавить, уничтожить, стереть с лица земли поход финских бандитов.

Руки прочь от Советской России!

Это дело нашей чести!

К действию, товарищи!

Уничтожайте шпионов и предателей! Смерть белогвардейцам!..»

— Эх, жаль, что я тогда выпустил этого проклятого капулетта Марьавара с моей шапкой! — прервал опять себя Унха.

— Да читай же, Солдат, дальше!

— Дальше немного:

— «Да здравствует трудовая Карельская коммуна!

Да здравствует пролетарская революция!

Финский коммунист Коскинен».

Когда Инари услышал это имя, произнесенное вслух, он, хотя и знал чуть ли не наизусть текст этого послания, весь вспыхнул от гордости за человека, чья подпись стояла в конце листовки.

В барак входил десятник Курки. Инари бросился навстречу.

— Как это любезно с вашей стороны, что вы занесли мне сигары, — быстро заговорил Инари, становясь в проходе. — Извините, сколько я вам должен? Только-то? — спросил он, переплачивая сверх действительной стоимости сигар почти вдвое.

«Ценит мое расположение к нему», — подумал Курки и решил в будущем устраивать этого ладно скроенного парня на работу около себя.

— Я пошел прогуляться и решил — отчего бы не зайти в ближний барак?

— А мы здесь письмо одно из дома вслух читали, — продолжает Инари.

— Какие новости?

— Ничего особенного. Впрочем, там рекомендуют то же, что рекомендовал нам приезжавший сюда офицер: отправиться в Советскую Карелию… — вызывающе начал Каллио, но Инари так строго