Удачная неудача Солнцеликого. Книга 3 - Елена Штефан

— Теперь без меня никуда…

— Теперь без тебя никуда…

А когда смогли отлепиться друг от друга, обнаружили, что ковер уже расстелен, подушки ждут седоков, и даже блюдо с какой-то снедью имеется. И вода в бурдюке. А пить после стресса хотелось. Очень. Тишка вел себя, как на пикнике, его алтарь не смущал. Дюш старался крепиться и поддерживать настрой братца, но получалось у него не очень. Наследственная шаманская чувствительность к потустороннему не могла не мучить нашего мальчика. Вкупе с генетической памятью и репутацией этого скорбного места. Вот уж воистину — «Пикник на обочине»(1)… Сердце кольнуло тоской по любимым книгам, да что уж теперь, у само́й получается «Не жизнь, а роман».(2)

— Дораш, бери гусли. С чего начнем? — готовность, с которой шамнёнок уселся и устроил этот странный инструмент на коленях лишь подтвердила догадку — парню очень не по себе.

Призрачный аксакал был недоволен поведением юного потомка — чуял шаманскую кровь и ждал привычного страха, но Дорашик мне и Тишке верил, да и Сара зависла над его плечом, демонстрируя готовность к неприятностям. Духу пещеры пришлось отступить под неусыпным контролем Лондара. Эти два спеца по наведенным эмоциям явно готовились схлестнуться.

— Песнями нас кормить будешь, глупая женщина с изнанки? — дед уклонился от противостояния с духом дворца и подлетел с претензиями ко мне.

— Ну ты же отлично понял, уважаемый, что светлые эмоции сытнее темных.

Дед ясность ума сохранил и угрозу мою уловил правильно. Он от нашей встречи с Витто напитался едва ли не больше, чем от синенькой, это было очевидно. Плотненький такой стал.

Дюш начал теребить струны. Корявенько, конечно, но «Беловежскую пущу» (3) трудно не узнать. Парни любили эту вещь и давно научились мне подпевать, пусть и коверкая слова. А им слова побоку, главное — мелодия, да образы дубрав, которые Тишка ловил в моих воспоминаниях. Хороший выбор, мальчики, одобряю.

— Всем богам с благодарностью, — и отпустила голос на волю. Потом пели для Раштиша. И про луч солнца золотого(4); и «Землянку»(5), про то, как «вьется в тесной печурке огонь». Сиштиле посвятили «В лунном сиянье»(6), только Дораш исхитрился ее перевести:

В лунном сиянии ковыль серебрится… дальше про то, как парень едет в соседнее кочевье полюбоваться красивой девушкой. Динь, динь, динь… Динь, динь, динь, струны «който» поют, о любимых глазах позабыть не дают. Вот эта дощечка со струнами, которую я, подчиняясь аллюзиям, упорно считала гуслями, называется «който». Во как. Сиштире с песнями повезло — спой про любовь — вот и посвящение. Не обязательно про ночное светило или ветер.

Когда пришло время петь для бога тверди, в пещеру влетел Карим-ар со своим струнно-щипковым чудовищем наперевес. Похоже, наши ковровые посиделки его нисколько не шокировали — а что еще ждать от иномирянки, кроме попрания устоев, правда же?

— Как ты могла?! Ты петь собиралась и не позвала? Ты же обещала! — Каримчик плюхнулся рядом с Дорашем и уставился на меня, не побоюсь этого слова, с алчным интересом. Можно было бы сказать — с вожделением, но вожделел гусляр только новой музыки. Правда, Витто предпочел устроить меня к себе поближе, притянув вместе с подушкой и вынудив привалиться к его боку. Неприлично? Да пофиг. Зато так приятно! Полагаю, наше взаимное удовольствие от этого простого жеста у призраков за десерт сошло. Но Карима обрадовать тоже хочется. Чтобы такое припомнить, соответствующее выступлению на пиру? Не менее энергичное, смысловое и обязательно мужское?

О, знаю — всем богам подходит. И про небо, и про солнце, и про воду, и про камни, и про ветер. Вот только не спою я это, как Юрий Шевчук. А надо как он — на разрыв аорты… Чтобы слушатели понимали! Запела, совсем тихонько. Тит принял не оформившееся до конца желание, как руководство к действию.

Во мне звучала, любимая, тысячу раз слышанная композиция, и вместе со мной ее слышали, а может быть и видели, мои компаньоны. Миг, когда в голову Карим-ара, стараниями Тишки, хлынул рок ДДТ, был очевиден — гусляр дернулся в испуге, но неведомая яркая мелодия и страстный вокал быстро взяли его в плен. Страх был забыт: большой музыкант слушал другого большого музыканта.

Что такое осень — это небо,

Плачущее небо под ногами.(7)

Резкий вдох Витто я ощутила спиной — Тит транслировал мои виде́ния без купюр:

Осень, в небе жгут корабли.

Осень, мне бы прочь от земли…

Сознание раздвоилось на реальное и воображаемое. В моей грезе я любовалась, как пылали в закатном солнце белые паруса изящной бригантины.

Что такое осень — это ветер

Вновь играет рваными цепями…

Плечи Карима поднимались и опадали в такт яростным аккордам, как будто он сам играл на невидимой гитаре, но и малейшей попытки не было потянуться к своему инструменту — даже мне, не эмпату понятно: боится пропустить хоть ноту. Дораш шевелил губами, явно подпевая повторяющемуся припеву. Тит сделал больше, чем я ожидала — не только позволил моим мужчинам слышать первоисточник, он дал им понимание стихов…

— Еще, — хором потребовали живые.

— Еще, — шелестели вокруг окрепшие голоса духов. И было непонятно, чего они требуют, песен или сладких эмоций.

— Вама, ты бы для Гоха отдельно спела. — деликатно попенял Дюш.

О-о, раз Тит так расщедрился на божественные фокусы, то и мне стоит выложиться по полной. Ибо когда еще выпадет случай поделиться с близкими великой музыкой, не обезображенной дилетантским исполнением! Для бога воды, значит? Лучше, чем «Синяя вечность»(7), песни о море я не знаю.

О, море, море,

Преданным скалам

Ты ненадолго

Подаришь прибой.

Море возьми меня

В дальние дали

Парусом алым

Вместе с собой.

Потом, после Муслима Магомаева, мне будет стыдно петь для Карим-ара, но его восторженное потрясение того стоило. Инструмент гусляра обладал весьма богатым звучанием, а сам гусляр столь талантлив, что в его повторном исполнении явно слышались интонации и обертоны бесподобного баритона великого артиста. Карим играл так, что я расплакалась. Естественно, эта музыка не могла не привлечь внимание тех, кто ждал снаружи. Естественно, они к нам присоединились. Немного жаль того единения, которое нам подарили музыка и Тишка. На самом деле, много людей — это здорово. Наверное, только на похоронах в этой пещере бывало столько народу.

Шаманы во главе с Лограхом сразу же выразили недовольство происходящим. Это можно понять — место-то скорбное, а мы песни поем, можно сказать, на погосте. Но наш под завязку накормленный аксакал и слова худого не дал им сказать — заступил дорогу и молчал надменно. Шаманство дружно поклонилось бормоча какое-то «гешарвитырдох». Заклинание, что ли, кастуют? Может, уже пора искать окоп поглубже? Старожил ответил что-то забористое, судя по вытянувшимся физиономиям пришедших.