Витязи в шкурах - Анатолий Дроздов

– Накажем! – согласилась Ярославна.

Она замолчала, и они вдвоем некоторое время наблюдали за забавой на лугу. Улеб уже наловчился прыгать, и раз за разом ловко сигал через забор под восторженные крики воев. Вдруг Вольга что-то сказал князю, тот кивнул. По знаку Улеба несколько воев подняли с травы тонкое бревно. Вольга встал впереди, и все вдруг быстро побежали к острогу, будто собираясь прошибить тын насквозь. Но перед самым острогом Вольга прыгнул на стену и, ловко перебирая ногами, взбежал вверх, подталкиваемый сзади воями с бревном. Перескочил через заостренные концы тына внутрь. Ярославна ахнула.

– Еще поганые увидят! Надо запретить!

Она двинулась было к лестнице, но тут же сморщилась.

– Болит?

Кузьма шагнул ближе и приложил ладонь к ее лбу.

– Что ты! – отшатнулась Ярославна. – Увидят!

– Жара нет, – спокойно сказал Кузьма, – но лицо бледное. Рана дергает, отдает под удары сердца?

– Нет. Только ноет.

– Надо посмотреть. Да и повязку сменить.

– Не здесь же! – вздохнула княгиня.

– Пойдем в баню?

– Зачем в баню? В палаты! Неси свое зелье, Кузьма Иванович, выпьем, поговорим. Нам о многом надо…

Ярославна решительно пошла по забралу. Перед лестницей Кузьма забежал вперед, ступил вниз и подал ей руку. Княгиня мгновение колебалась, затем подобрала подол расшитого шелкового навершника и оперлась на протянутую ладонь…

Вспугнутые загонщиками гуси, шумно хлопая крыльями, побежали по гладкой воде, взлетели и стали медленно набирать высоту. Игорь сдернул кожаный клобучок с головы беркута. Птица недовольно покрутила шеей, осматриваясь, и Игорь резко подал вверх руку в толстой рукавице. Беркут сорвался, затрепетал крыльями и вдруг быстро прянул ввысь – заметил. Стремительно помчался вслед удалявшейся серой паре, по крутой дуге развернулся – прицеливался. И, словно боевой топор, сорвавший со своего топорища, отвесно и страшно ударил.

Облачко перьев рассыпалось в прозрачном воздухе, один из гусей сложил крылья и, медленно кувыркаясь через голову, полетел к земле. Упал. Беркут снова взмыл ввысь и быстро догнал второго гуся. Тот заметил врага, заметался, но тщетно – беркут, оттопырив длинные задние когти на лапах, полоснул ими у основания длинной шеи беглеца. Раненая птица прянула в сторону, но беркут, развернувшись, ударил еще, в этот раз пронзив жертву всеми когтями.

Гусь обмяк и стал падать, увлекая за собой своего убийцу. Беркут еще некоторое время держал добычу, махая крыльями, но та была слишком тяжела, и хищник выпустил ее. Гусь полетел к земле. Беркут ринулся следом.

– Тца-тца-тца! – послышалось рядом. Игорь оглянулся. Сокольник, немолодой кипчак с коричневым от солнца лицом, восхищенно качал головой. – Кама – охотник! Кама – нукер! Два птица сразу убил, – сказал на ломаном русском. – Ни одна живой не оставил!

Игорь тронул пятками бока коня и галопом помчался к месту падения второго гуся. Кама была там. Сидя на тушке, самка беркута сердито трясла головой, выплевывая забивший клюв пух. Игорь поманил ее кусочком свежего мяса. Самка, повернув голову вниз, посмотрела на выщипанную на груди гуся плешинку и, видимо решив, что дело не стоит того, снялась на крыло. Игорь дал ей спокойно съесть лакомство, затем ловко надел на голову птицы кожаный клобучок, стянул его у основания шеи ремешком. Кама недовольно крикнула, но тут же успокоилась, крепко сжав кисть князя сильными лапами.

– Конязь – великий охотник! Конязь умеет бить с птица, – подобострастно сказал сокольник, кланяясь. Игорь не ответил. Он и в самом деле хороший охотник. Дома, в Новгороде Северском у него есть свои ястребы и соколы, даже один охотничий пардус (гепард) – подарок Святослава. Не считая собак… Кама вправду хороша – беркут редко убивает двух птиц подряд. Но это не его птица…

Шумно подъехали загонщики, привезли тушку второго гуся. Битых птиц бросили в кожаный мешок, полный добычи.

– Конязь хочет еще? – спросил старший охранник, Мирза, скаля острые желтые зубы. Но Игорь молча протянул беркута сокольнику – рука устала. Оглянулся. Райгула с Михалкой на конях были неподалеку. Игорь махнул им.

– Лук! – приказал коротко, когда подъехали. Михалко подал ему небольшой лук и колчан. Игорь вытащил стрелу – наконечник двузубый, охотничий. Но если даже таким всадить в потную грудь под кожухом…

Игорь представил, как Мирза будет выть от боли и кататься по земле, усмехнулся. Степняк понял его по своему.

– Погнать птица?

– Погнать, погнать! – сердито ответил Игорь. Он приказывал своей охране говорить с ним по-кипчакски, но все почему-то коверкали русский. Угождали князю.

Мирза крикнул своим загонщикам, и охота зарысила вдоль берега неспешного Тора. Спустя полверсты, у густых зарослей кустарника, загонщики ушли вперед и осторожно стали осматривать реку сквозь ветви. Мирза отделился и подскакал к князю.

– Есть птица! Большой. Погнать?

Игорь молча кивнул и положил стрелу на тетиву.

…Два белых лебедя взмыли над кустарником и, вытянув длинные шеи, устремились ввысь. Они летели почти над самой водой, быстро, не давая возможности хорошо прицелиться. Однако Игорь, твердо сжимая рукоятку лука, повел на упреждение и спустил тетиву.

Стрела ударила в крыло, выбив из него несколько перьев. Двузубый наконечник подвел. Лебедь тревожно крикнул и метнулся в сторону. Но не упал, даже не замедлил полет. Игорь молча провожал птицу взглядом – стрелять вслед не имело смысла. Вдруг выпущенная кем-то стрела ударила подбитую птицу в грудь – лебедь сложил крылья и, кувыркаясь, пал на траву. Игорь опустил взгляд – всадник в отдалении сунул лук в чехол у седла и поскакал к добыче.

Лебедь был хорош: большой, белый, с ярко-красным широким клювом на безжизненно свисавшей шее. Овлур бросил его к копытам коня Игоря, поклонился:

– Прости, князь! Но он улетал.

– Скажи то же самое по-кипчакски!

Овлур сказал. Игорь медленно, стараясь уловить интонацию, повторил. Подъехавшие загонщики во главе с Мирзой засмеялись.

– Я сказал что-то не так? – рассердился спросил Игорь.

– Им смешно от самих слов. Князь не должен просить прощения.

Игорь внимательно посмотрел на красивое юное лицо толмача. "Глаза у него раскосые, – подумал сердито, – половецкая кровь. Кому он служит? Верный раб Кончака, который только притворяется, что мечтает вернуться на родину, а сам высматривает и вынюхивает? Поди, разгадай! Убить птицу, которую упустил хан, дерзость. За такое бьют ногайками. Почему позволяет со мной? Ни во что не ставит пленника? Тогда он за Кончака. Или уже не считает себя связанным половецкими обычаями?"

– Отче наш по-кипчакски знаешь?

– Не приходилось читать, – смутился Овлур. – Молюсь по-русски, а среди половцев христиан нет.