Срыв (сборник) - Роман Сенчин

– Я не знал…

– А что ты вообще знаешь?

– Родька что-то заболел… кашляет.

– Да?! – Валентина Викторовна обрадовалась переводу разговора на другую тему. – Вы окна, наверно, открывали. Да?

– Да вроде… Душно же…

– Ая-я-яй! Ну вот его и продуло. А температура?.. Температура есть?

– Угу. Тридцать восемь почти.

– Так надо в больницу. – Валентина Викторовна оглянулась на мужа; тот как раз выпивал стопочку. – Коль!..

– Я никуда не поеду. Берите ключи и везите.

– Я фельдшерицу позвал, – сказал Артем торопливо. – Бегал за ней сейчас, а по пути – к вам… Может, не надо еще никуда… Что-то… – Он помял ладонью лицо. – Что-то совсем…

– Э! – тут же остановил Николай. – Хорош. Всё мы слышали уже сто раз. Не будем. Кроме ссоры, ни к чему это уже не приведет. – Стал наливать себе спирту по новой.

– Можно мне тоже немного?

Валентина Викторовна достала из буфета стопку для сына. «Надо на оставшуюся часть стенки заменить, – подумала кстати, – а то совсем в летней кухне рассохнется».

– Тетю помянем, – произнесла вслух. – Отмучилась…

Выпили. Закусили соленой капустой, копченой колбасой.

– Тут от парней узнал, – с опаской, что отец опять осадит, заговорил Артем. – Валин… ну, бывший парень из заключения возвращается. Они всерьез… м-м… дружили, в общем. Но его на пять лет посадили. Кражу, что ли, какую-то… В общем, со дня на день появится.

Не зная, как отреагировать, Валентина Викторовна взглянула на мужа. Тот поймал ее взгляд, усмехнулся, дернул плечами:

– Что ж, могу только поздравить с выбором супруги…

– Я же серьезно, – ноюще перебил Артем.

– Ну а что делать? Валить его, что ли?.. Значит, будем валить и тоже садиться. Да, сынок? – В голосе Николая появилась злая ирония. – Прежде чем пипиську свою сувать куда-то, думать надо, к чему это приведет… Нашел себе и жену, и родственников вообще. Дружков. Они все тут животные просто. Хищные тупые животные.

– Ну ладно уж, – вступилась Валентина Викторовна.

– А что, не так? И мы в таких же превратиться можем. Запросто причем! Как два пальца… А я, – Николай схватил бутылку, плеснул в стопку, – я предлагал ведь: давайте быстро построим большой дом, надежный, огородимся и будем жить. Была возможность – и деньги я за гараж получил, и силы были, и время. Целое лето убили! Нет, надо было жениться на первой, какая сиськами помахала. Теперь… Вот так, сын, и катится жизнь под откос. И не заметишь, как в Юрку этого превратишься, на крыльце сдохнешь где-нибудь.

Валентина Викторовна хотела снова заспорить, но не стала: несмотря на жестокость, в словах мужа была правда… Да, скатывались они всё ниже и ниже. И сын вполне мог их обогнать.

Залаяла Динга. Николай, раздраженно кряхтя, поднялся, вышел. Вернулся с пустой бутылкой, сунул в левое нижнее отделение буфета, а из правого достал полную. Снова вышел.

Артем наблюдал за ним удивленным взглядом.

– А вы что, – спросил тихо мать, – спиртом, что ли, стали?..

И Валентина Викторовна от жалости к себе, к семье своей заплакала. Сбивающимся на крик полушепотом ответила:

– А что… Что нам, сынок, делать? Что-о?!

Когда Артем слышал слово «трус», внутри у него вздрагивало и напрягалось, будто говорили именно про него. Но трусом он себя не считал – никого никогда из-за боязни быть избитым не предавал, от хулиганов, бросив любимую девушку, не убегал (правда, и ситуаций таких не возникало). Он был осторожным, не лез на рожон, не бахвалился силой и смелостью.

Столько его приятелей и знакомых погибло по глупости или село в тюрьму, что, когда перебирал в памяти судьбы парней их квартала, становилось жутко. Чуть не половина, а может, и больше.

Лет в тринадцать Артем оказался свидетелем совсем глупого убийства. Сидели в скверике компанией – все хорошо знали друг друга, в одной школе учились. И один из старшаков, Володька Егоров (было ему лет семнадцать), в разговоре сказал другому, тоже старшаку, Жеке Звереву: «Иди в жопу». Не послал даже, а так, в значении «да ну тебя». Жека вскочил со скамейки: «Чё ты сказал, урод?!» И началась у них словесная перепалка, с матом, с «ну-ка иди сюда». А потом Жека выхватил из кармана отвертку и ткнул Володьку в грудь.

Артем старался избегать таких ситуаций. Попадания в них…

Переезд в деревню, конечно, пугал. Ведь придется с кем-то там общаться, нужно будет себя поставить, не показать слабаком. А в слабаки и чмыри легко попасть… И знакомство, а затем и отношения с Глебычем, Вицей, остальными пацанами Артем считал удачными. На него не наезжали, из него насильно не вытягивали деньги, а если подшучивали, то беззлобно, как над одним из своих. Но вот, оказалось, все-таки влип. И теперь пацаны, сами подсунувшие ему Валю, смотрели на него с сочувствием и интересом: что теперь будет, как теперь он, Артем, поступит. Ведь где-то едет уже откинувшийся Валин дружок – Олег Потапов, Олегжон, бандит настоящий. Сел за ограбление ночного магазина, но натворил еще много чего и по деревням, и в городе.

Артем пытался поговорить с женой, выяснить, что у нее было с этим Олегжоном – всерьез или так. Она отмахивалась, возмущаясь и злясь: «Да брось ты с ерундой приставать! Понабрешут, а он верит». Но, кажется, именно после известия о том, что Олегжон освободился, она стала меняться – снова покрасила волосы, решила худеть, побрила ноги, подмышки… К Артему сделалась ласковей, сама тащила вечерами в баню, занималась сексом страстно, но и как-то отстраненно, словно была не с Артемом, а с кем-то другим…

В тот день он возвращался от родителей. Настроение было на редкость приподнятым – немножко выпил, получил двести рублей «на внука». Грело солнце, еще не испепеляюще горячее, а настоящее весеннее; птицы какие-то щебетали, вкусно пахло молодой травой.

– Ничего, все нормально, – говорил себе Артем, – классно всё. – А внутри подрагивало, сосало, словно он шел в школу, не выучив уроки и зная, что его обязательно спросят, а вечером уставший и злой после дежурства отец задаст ремня.

Смотрел поверх серо-ржавых шиферин на свежую зелень бора, на голубое высокое небо с редкими маленькими облачками. И такой действительно счастливой представлялась жизнь, если выбросить из нее совсем немногое, но превращавшее счастье в мучение. Надо только решиться, приложить кой-какие усилия – и выбросить. Ведь есть же люди, которые живут без этого, отравляющего остальное, немногого. Он, Артем, встречал таких – всегда веселых, легких людей. Почему же он сам не может таким быть…

С Валей ведь у них всё могло бы быть хорошо. Отлично могло бы быть! Могло бы… Если б отдельно жили, по крайней мере без ее матери. Артем ее уже не переносил – от одного вида этой полной, большой, напоминающей прапорщика какого-то (ее и муж называет сверхсрочником) бабы у Артема появлялось желание спрятаться, забиться в глубокую, надежную щель… Да, уехать бы с Валей… Вот раньше молодежь садилась в поезда и ехала на БАМ, на всякие стройки. Не только ведь затем ехала, чтоб электростанции возводить, поднимать народное хозяйство, а чтобы жить по-своему. А теперь куда деваться? Где кого ждут?