Сезон мошкары - Джайлс Блант

Когда Кевин и Леон вошли в бильярдную, старик злобно покосился на них из-за кассы.

Клыка они нашли в баре — он пил вишневую кока-колу, заедая ее рахат-лукумом в шоколаде.

— Привет, ребята, что стряслось? — На его выпиравший резец налипли шоколадные крошки. — Опять на тебе эти чудные бутсы? — Он указал на башмаки Леона. — Ты что, по горам лазать собрался?

— Давай-ка в машину, — сказал Леон.

— Можно минут через двадцать, а? Хочется мне вот с этим парнем поквитаться. — Он ткнул стаканом кока-колы в сторону долговязого юнца, с решительным стуком загонявшего в лузы шар за шаром.

Леон отнял у Клыка его стакан и поставил его на стойку.

— Нет, немедленно, — сказал он.

Воспоминания теперь шли густо и быстро, одно за другим, и было трудно остановить их поток. Ей то хотелось вспоминать еще и еще, то, наоборот, забыть. Сестры пичкали ее тайленолом, но сильных болеутоляющих теперь не давали. Она хотела заснуть, но был полдень, и ей не спалось. В холле было шумно. К Софии, одной из неудачливых самоубийц, пришли посетители — три хорошенькие блондинки, и они хохотали, истерически взвизгивая. Терри пристроилась в уголке с журналом «Гламур», но сосредоточиться не могла. Ее одолевали воспоминания — непрошеные, беспорядочные, и от их внезапных вторжений и перепадов сердце екало и уходило в пятки.

Например, мухи. Вот уже сотню раз ей вспоминались мухи. Не та мошкара, что ее искусала, хотя она и помнила, конечно, зуд и как болели лодыжки от жалящих укусов. Но кусавшие ее мушки были маленькие и молчаливые. А сейчас ей слышалось гудение, громкое и многоголосое, других мух — больше и жирнее. Они тучами вились в воздухе, роились на солнце. Где это происходило?

Потом возник железнодорожный вокзал. Кевин встретил ее. Он испытывал неловкость и смущенно переминался с ноги на ногу, словно они были мало знакомы. Терри тут же поняла, что он опять принялся за старое. Она не стала с ходу поднимать скандал на вокзале, где плакали дети, шатались взад-вперед забулдыги, а какая-то полоумная кричала что-то нечленораздельное.

Но вот она у Кевина в лагере на каком-то озере. Только странная хибарка. Мебели никакой, не считая раскладушки и шаткого деревянного стола. В окно бьет солнце, и лицо Кевина лоснится от пота.

— Я знаю, что ты опять принялся за старое, — сказала Терри. Слова эти вырвались у нее неожиданно. Не утерпела. Тяжко было видеть, как он прячет глаза, виновато и пристыженно.

— Я только немного, балуюсь.

— Ага. А чем это кончится, знаешь?

— Я это пока. Временно. Когда переживаю стресс.

Сказал и надулся, точно ребенок, которого ругают. Сколько девушек считают очаровательной эту ребячливость Кевина. Терри могла их понять. Волосы вьющиеся, темные, не рыжие, как у нее. Вид бесшабашный — не то спортсмена-бейсболиста, не то завзятого картежника, а иной раз фокусника, который еще секунда — и выхватит у себя из кармана лягушку. К сожалению, обратной стороной этой милой ребячливости была нравственная незрелость. Он уже оттрубил два года в исправительном заведении. Если он попадется на сбыте наркотиков или даже на их употреблении, это будет означать долгий-долгий срок. Нет, даже упоминать его имя нельзя этим полицейским, хотя они так добры и внимательны к ней.

Лагерь. Так называл Кевин это место у озера, где он жил с друзьями. Судя по всему, хижины служили некогда летним лагерем для детей-инвалидов. Когда-то они, видимо, были белыми, теперь же краска вылиняла, домики покосились — жалкие лачуги, непрестанно атакуемые мошкарой. Кевин добыл ключ от хижины по соседству с его собственной и сказал Терри, что она может остановиться в ней, но не больше чем на день-два. Рыжий Медведь не приветствовал пребывание в лагере посторонних, пусть даже и родственников.

— Потрясающе, правда? — сказал Кевин, обводя рукой гигантский ромб озера. — Вид фантастический! Ты только взгляни, Тер, какой простор! Мы на той неделе плыли по озеру ночью, так чтобы переплыть его, нужен час, даже и на моторном катере. А какие звезды ночью над озером! Невероятно!

— Вы плыли по озеру ночью? Зачем?

— Не знаю, но было здорово. Брось, Терри, ты должна согласиться, что иметь в полном своем распоряжении лагерь на все лето — это круто.

Однако на Терри и покосившиеся хибарки, и каменистый пляж произвели лишь удручающее впечатление заброшенности. Они чем-то напоминали виденные ею когда-то фотографии времен Великой депрессии.

И что за странные люди здесь обитают. Кевин и Рыжий Медведь, и этот придурковатый парень с торчащим зубом. Правда, кажется, есть и еще кто-то, но его не видно. В редких своих мейлах Кевин ничего не писал ни о ком из них, и это с самого начала заставило ее отнестись с подозрением к новым его друзьям.

— А ты не считаешь, что для четверых парней это немножко чересчур? — спросила она. — В хижинах и сорок человек могли бы разместиться.

— Да нет, — сказал Кевин. — Это же все одни развалюхи. А жить можно не больше чем в шести из них.

— И все-таки — на четверых и столько домов…

Кевин подвел ее к самой большой из хижин — Рыжего Медведя. Окруженный березовой рощицей и обшитый можжевеловым деревом аккуратный домик над озером. С потолка в нем свешивались полоски клейкой бумаги, на которых трепыхались в предсмертных судорогах мошки.

Рыжий Медведь был сама любезность. Вернее, все, что он делал и говорил, могло бы показаться крайне любезным, если бы не казалось несколько… чрезмерным.

— Да, Кевин столько мне о вас рассказывал, — проговорил Рыжий Медведь и широко улыбнулся. Улыбка, как раздвинутый занавес в театре. Сверкание зубов. — Он говорил, что вы лучшая из сестер, и теперь мне понятно, почему.

Ей тогда в этом почудилась фальшь. Непохоже на Кевина так отзываться о ней, да и, вправду сказать, о ком бы то ни было.

Рукопожатие Рыжего Медведя было крепким, ладонь — сухой. Не крупный, но широкоплечий и, видимо, сильный. Волосы — иссиня-черные, как вороново крыло, и словно сверкают по контрасту с белизной одежды. А рубашка такая белая, что слепит глаза и хочется надеть солнечные очки.

— Пойдемте, я вам на картах погадаю, — сказал Медведь.

Он усадил их возле большого соснового стола, на котором причудливыми узорами разложил карты.

— Бубновый туз, — объявил он. — Это очень хорошо. Ваши перспективы на будущее, Терри, просто лучезарны.

Сразу запомнить впервые названное имя обычно считается признаком вежливости, но Терри от этого почему-то стало не по себе.

— С деньгами вам тоже все благоприятствует. Здоровье отличное. Врагов не заметно. Наверно, Кевин прав, считая вас святой. — Он бросил искоса взгляд на Кевина, и тот ответил ему улыбкой, но Терри отлично знала, что Кевин не таков, чтобы считать ее святой. Да и с чего бы ему так считать?

Щелк, щелк, щелк. Карта за картой, и опять. Выкладывая карты, Рыжий Медведь весело шутил относительно будущего Терри. Но вот трефовый валет лег поверх червонного короля, и тон Рыжего Медведя изменился: