Сезон мошкары - Джайлс Блант

— Так. Облачко на горизонте. Неудача. А может, и чего похуже.

Глаза его, видимо, имели от рождения какой-то дефект — радужная оболочка бледная, почти бесцветная.

— Скажите мне, что, — попросила его Терри, увидев, что он мнется. Она не верила ни в карточные гадания, ни в чтение по руке, ни в какие-то там новомодные пророчества, но иногда прочитывала в газете страничку гороскопов — только для того, чтобы убедиться, как далеки они все от истины. — Скажите, — повторила она. — Я не боюсь.

— Ладно, Терри. — Рыжий Медведь откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Под белыми рукавами рубашки шевельнулись, напрягшись, его мускулы. Он заговорил — сдержанно, безучастно, как доктор, сообщающий дурную весть: — Все, что я только что вам сказал, помните? — отличное здоровье, деньги, беззаботная жизнь и прочее, да? — Все это так и есть…

— Но?

Он постучал наманикюренным пальцем по трефовому валету:

— Это карта смерти.

— Полегче, полегче! — Кевин сидел, навалившись на стол, уперев кулак в подбородок, и, казалось, клевал носом, но тут он встрепенулся, выпрямился. — Зачем говорить такие вещи?

— Ты уж слишком раскипятился, Кевин, — невозмутимо отвечал Рыжий Медведь.

— Разве можно пророчить людям гибель! Что это ты вздумал? Хочешь, чтоб она с катушек слетела? Не забывай, что это моя сестра!

— Хотите меня выслушать или нет?

— Продолжайте, все в порядке, — сказала Терри. — Успокойся, Кевин.

Рыжий Медведь опять ткнул пальцем в ту же карту:

— Я сказал правду. Это действительно карта смерти. Но «смерть» на языке карт — это не обязательно настоящая смерть. Это как тень смерти. Может означать просто большую перемену в жизни. — Рыжий Медведь собрал карты. — И не надо этих мрачных лиц. Я не хотел вас расстраивать — просто сказал, что вижу, обрисовал возможности. Но в жизни-то все зависит от нас.

— Не нравится мне это гадание, — сказал Кевин.

— Это все равно что сказать: «Не нравится мне эта погода». Говори не говори, а погоду этим не улучшить. Ну взбодрись же, развеселись, прошу тебя! Здесь твоя сестра, солнышко светит, зачем же хмуриться?

Хижина, лагерь, Кевин — все это растаяло, растворилось в воздухе, и Терри вернулась к реальности, вновь очутившись в больничном холле.

Девушки в другом углу надрывались от хохота. Их голоса гулко разносились, эхом отскакивая от кафельных стен, пластиковой мебели, и Терри было больно ушам. Она недовольно взглянула в их сторону, но тут перед ней молнией мелькнуло новое воспоминание, затмившее и этот холл, и девушек, и всю эту больницу.

Она просыпается, и солнце играет в струях падающей воды, зажигая крошечные радуги в каскадах водяной-пыли. Она просыпается под шум водопада, к которому примешивается жужжание насекомых. Мухи. Их не так уж много. Несколько мух с жужжанием вьются вокруг какой-то безобразной кучи, валяющейся на полу пещеры. И запах. Зловонный запах! Где это было? Как попала она в это место? Воспоминание, промелькнув, тут же оставило ее, но и доли секунды хватило, чтоб по телу понеслись волны страха и тошноты.

— Вы в порядке?

Терри подняла взгляд к озабоченному лицу склонившейся к ней младшей медсестры.

— Мне надо в уборную, — сказала Терри. — Кажется, меня сейчас вырвет.

— Сядь-ка за руль ты, — сказал Леон, — а я сзади отдохну немного. Коленка болит зверски.

Кевин сел на водительское место, Клык плюхнулся рядом с ним. Его одежда пропахла травкой.

— Глазам своим не верю, — удивился Клык. — Ты позволяешь другому вести свою «транс-эм»?

— В ногу вступило, — сказал Леон и растянулся на заднем сиденье. — Так чего уж там, подумаешь, большое дело — машину вести.

Но это, как подумал Кевин, было крайне странно. В своем «транс-эм» Леон души не чаял. Пылинки сдувал. В автомойку на ней ездил каждую неделю.

— Так зачем же это я Рыжему Медведю понадобился? — спросил Клык, когда они двинулись. — Опять я чего-нибудь натворил?

— Да нет, — сказал Леон. — По крайней мере, я так не думаю.

Кевин промолчал. Леон распорядился, чтобы он помалкивал и держал путь на Вест-Рок, а когда они съедут с шоссе, Леон скажет ему, куда ехать дальше.

— Ты уверен? — Клык обернулся к Леону. — Тогда чего было отрывать меня от игры и тащить в лагерь, если он не сердится?

— Да не знаю я, Клык-Курлык… Может, у тебя есть что на совести?

— Как это? Ты о чем?

— Вот уж не знаю, Клык-Курлык.

— Не называй меня так. Терпеть этого не могу. «Клык» — еще ладно, но «Клык-Курлык» — это вообще какое-то идиотство.

— Ну да, «Курлык» — это идиотство… И при чем тут, спрашивается, «Клык»? Согласен с тобой. Так повторяю: может, у тебя есть что на совести? Не крал ли ты, например, из неприкосновенного запаса? Ты ведь знаешь, что Рыжий Медведь этого очень и очень не одобряет.

— Героин я не употребляю, сам знаешь. Я только травку курю.

Что было правдой, известной Кевину. Как и Леону. И зачем тогда вся эта игра с их не слишком сообразительным приятелем?

— Что ж, если ты не крал из неприкосновенного запаса, может, ты чем другим проштрафился?

Кевин сделал левый разворот и съехал на Вест-Рок-роуд. Примерно через две сотни ярдов по сторонам дороги потянулся лес. Правда, попадались и дома, довольно красивые.

— Чем это, например, я проштрафился?

— Ну, мелочью какой-нибудь. Чем-то, что на смертный приговор не тянет. Не знаю я, Клык. Может, болтал с кем не следует.

— Я ни с кем не болтаю. О деле то есть. — Клык отвернулся и вперил взгляд в изумрудную древесную зелень. — Если только с родными.

— Мы твои родные, Клык. Так наш начальник говорит, помнишь?

— Помню. И я никому и ничегошеньки не говорил.

— Так зачем тогда волноваться? Успокойся и наслаждайся природой.

В молчании они проехали еще милю-другую. Кевин включил радио, и они стали слушать пение Аланис Морисетт, ее горестные сетования на то, как жестоко обходится с ней некий таинственный незнакомец. Кевин все еще недоумевал, зачем их понесло на Вест-Рок.

— Эй, а куда это мы едем? — спросил Клык.

— Коротким путем. Ты же уже ездил так.

— Ездил? Места вроде незнакомые.

— Вот почему ты и плутаешь всегда, дороги найти не можешь.

— Да, есть за мной такой грех.

Кевину вспомнилось, как однажды он должен был встретиться с Клыком в пабе «Бык и медведь». Он даже план ему нарисовал, как идти, но Клык все равно заблудился.

— Знаю, зачем я Рыжему Медведю понадобился! — воскликнул вдруг Клык и хлопнул себя по коленке. — Надо же, глупость какая, как я раньше не догадался!