Вниз по реке - Джон Харт

– Ты-то как, Джейми?

– Плесни-ка мне тоже, – попросил он.

Я наполнил его стакан и почти вернулся к своему креслу, когда в дверях появилась Мириам.

– Здесь Робин Александер, – объявила она. – Она хочет поговорить с Адамом.

Опять подал голос мой отец:

– Черт, я тоже не прочь с ней поговорить! – В его голосе ощутимо звучал гневный металл.

– Она хочет поговорить с ним на улице. Говорит, что это полицейский вопрос.

Робин мы нашли во дворе. Она была явно не рада видеть нас всем скопом. Некогда она была частью этой семьи во всех важных смыслах этого слова.

– Робин… – Я остановился на краю крыльца.

– Можно говорить с тобой с глазу на глаз? – спросила она.

Прежде чем я успел хоть что-то сказать, встрял мой отец:

– Все, что хочешь сказать Адаму, ты можешь сказать при нас! И на сей раз я буду очень благодарен за правду.

Робин поняла, что я уже все им рассказал, – это было ясно по тому, как она рассматривала всю нашу группу, словно оценивая возможную угрозу.

– Было бы проще, если б мы пообщались только вдвоем.

– Где Грэнтэм? – спросил я.

Она махнула в сторону машины, и я различил внутри мужской силуэт.

– Я подумала, будет лучше, если выйду только я.

Отец шагнул мимо меня на траву, башней навис над Робин.

– Все, что у тебя есть сказать насчет Грейс Шеперд или событий, случившихся на моей территории, ты можешь, клянусь богом, сказать в моем присутствии! Я сто лет тебя знаю и не побоюсь сказать, насколько я в тебе разочарован. Твоим родителям должно быть стыдно за тебя!

Она обвела его холодным взглядом и даже не поморщилась.

– Моих родителей уже некоторое время нет в живых, мистер Чейз.

– Можешь с равным успехом сказать все это прямо здесь, – вмешался я.

Никто не двинулся и не заговорил. Я довольно хорошо представлял, о чем она собирается спросить.

Тут хлопнула дверца машины, и за плечом у Робин возник Грэнтэм.

– Всё, хорошего понемножку, – объявил он. – Пообщаемся в отделе.

– Я арестован? – спросил я.

– Я готов пойти и на такой шаг, – ответил Грэнтэм.

– На каком основании? – требовательным тоном поинтересовался Долф, и мой отец поднял руку, вынуждая его умолкнуть.

– Да что тут, черт побери, происходит? – вопросил он.

– Ваш сын соврал мне, мистер Чейз. А я не выношу ни вранья, ни врунов. Вот насчет этого я и собираюсь с ним побеседовать.

– Да ладно, Адам, – примирительно произнесла Робин. – Давай съездим в отдел. Всего несколько вопросов. Просто возникло несколько нестыковок. Это не займет много времени.

Я уже не обращал внимания ни на кого вокруг. Ни на Грэнтэма, ни на отца. Наше с Робин взаимное общение подходило к концу, и она тоже это поняла.

– Это принципиально, – сказал я. – Прямо здесь.

Ее решимость поколебалась было, но тут же окрепла вновь.

– Не будешь ли так добр подойти к машине?

Вот и всё.

Сердце у меня дрогнуло, последняя надежда о нас с ней умерла, и я забрался в полицейский автомобиль, наблюдая за своими родными, пока Грэнтэм разворачивался. Видел потрясение и растерянность на их лицах. А потом заметил Дженис, свою мачеху. Та вышла на крыльцо, когда за нами поднялась пыль.

Она выглядела настоящей старухой, словно за последние пять лет постарела на все двадцать. Приподняла руку, прикрывая глаза от солнца, и даже издали я заметил, как эта рука дрожит.

Они повезли меня в город – мимо местного колледжа и окружающих его магазинов, потом по главной улице с ее юридическими конторами, зданием суда и кофейнями. Мимо проплыла высотка, в которой жила Робин. Люди высыпали под розовеющее небо, тени вытягивались. Ничегошеньки не изменилось. Ни за пять лет, ни за сто. Здесь имелись фасады, датирующиеся позапрошлым веком, предприятия, принадлежавшие уже пятым поколениям одной и той же семьи… И было еще кое-что, оставшееся всё в том же неизменном виде, – Адам Чейз, вечный подозреваемый.

– Не хотите объяснить, что все это значит? – спросил я.

– По-моему, вы и сами знаете, – отозвался Грэнтэм.

Робин ничего не сказала.

– Детектив Александер? – произнес я. Ее подбородок напрягся.

Мы свернули на боковую улочку, ведущую к железнодорожным путям. Отдел полиции Солсбери располагался в двух кварталах от главной улицы – новое двухэтажное задание из красного кирпича, с полицейскими машинами на стоянке и флагами на флагштоке. Грэнтэм поставил машину, и они сопроводили меня ко входу. Все проистекало крайне вежливо. Никаких наручников. Никакого «обезьянника». Грэнтэм любезно придержал дверь.

– Я думал, это дело округа, – заметил я. – Почему мы не в конторе шерифа?

Контора шерифа располагалась всего в четырех кварталах, в цокольном этаже под тюрьмой.

Ответил Грэнтэм:

– Нам подумалось, что вы предпочтете избежать тамошних помещений для допросов… Учитывая ваш предыдущий опыт.

Он говорил про то дело об убийстве. Меня забрали через четыре часа после того, как мой отец обнаружил тело Грея Уилсона – ноги в струящейся вдоль берега воде, ботинки стукаются о гладкий черный корень. Я до сих пор не знал, был ли он с Дженис, когда она отправилась к копам. Так и не выпало случая спросить, и я предпочитал думать, что он был столь же удивлен, как и я, когда появились наручники. Меня везли в одной из машин с маркировкой службы шерифа. Продранное сиденье. Отпечатки чьего-то лица и высохшая слюна на прозрачной перегородке. Меня отвели в комнату под тюрьмой и прессовали там целых три дня, часами. Я все отрицал, но они не слушали, так что в итоге я заткнулся. Больше не произнес ни единого слова, ни разу, но хорошо запомнил, каково это – ощущать вес всех этих этажей над тобой, всего этого бетона и стали. Тысяча тонн как минимум. Достаточно, чтобы выжать влагу даже из бетона.

– Как внимательно с вашей стороны, – сказал я, так до конца и не понимая, с сарказмом я это произнес или нет.

– Это была моя мысль. – Робин по-прежнему не смотрела на меня.

Они отвели меня в небольшую комнату с металлическим столом и зеркалом, на самом деле представляющим собой одностороннее смотровое стекло. Здание, может, было и другое, но комнатка ощущалась точно так же: маленькая, угловатая, давящая. Я сделал глубокий вдох. Тот же самый воздух, теплый и влажный. Сел там, где Грэнтэм велел мне сесть. Мне не понравилось выражение его лица, но я предположил, что у таких людей это уже нечто вроде условного рефлекса, когда они усаживаются с коповской стороны привинченного к полу стола, на слепой стороне смотрового зеркала. Робин присела рядом с ним, напряженно сложив руки на серой стали.