Рудимент - Виталий Сертаков

«…Вопрос не в том, быть или не быть, вопрос в том, как воспротивиться тому, кто поставил передо мной этот вопрос и лишил меня способности к мысли, ибо „быть-не быть" — не более чем глупая прямая, линейное решение, оставляющее за бортом многовариантность наших…»

— Стоп! — рявкнул Винченто. Японец Яманэ, разевавший на экране рот, тоже замер, вместе со мной.

— Питер, что ты чувствуешь, когда читаешь этот текст? — строго спросила доктор Сью.

— Отвращение, — признался я. — Тоску.

— Что ты видишь, если читать с закрытыми глазами?

— Свинцовое небо, дорогу с глубокими колеями, заполненными водой. Вдоль дороги лежат мертвые птицы. Много мертвых птиц, и летают их грязные перья. — Я моментально отыскал нужный образ. — И дорога не ведет в город. Она обрывается…

— Великолепный медиум, — обращаясь к Винченто, произнесла доктор Сью. — Питер, так мы ждем от тебя, чтобы ты произносил слова с выражением. Не следи за монитором, все равно придется делать монтаж. Поступим иначе… Просто сосредоточься на своих ощущениях, какими бы тоскливыми они ни были. Читай медленно и представляй себе любые картины, которые вызывает текст. Давай, попробуем еще раз!

Я убедился, что фильм мне действительно мешал. Без знакомого ироничного лица Яманэ дело пошло гораздо быстрее.

«…У холода есть имя другое — ласка…

Имя могилы моей — колыбель…

Псы жары не достанут нас сквозь гранит

Своими клыками…»

— Но в фильме нет таких стихов, — беспомощно возразил я.

— Значит, будут! — железно отрубила доктор Сью. — Картина еще не готова, Питер. И мистер Винченто тебе говорил, что подобные ленты компонуются специально, по заказу Антинаркотического комитета. Наша роль в заказе — целевым образом воздействовать на определенные группы риска, чтобы вывести детей из депрессии, из зависимости от химических препаратов. Чем напряженнее сюжет, чем более давящая атмосфера создается, тем веселее и проще станет для зрителя встреча с реальным миром… Читай, внятно и с выражением!

Я и сам не заметил, как отбарабанил четыре листа.

После прочтения во рту оставался противный гнилостный привкус. Барков ухитрялся создавать упадок из ничего. Его разрушительный талант заметно превосходил мои скромные способности. Винченто не усмотрел ничего противоестественного в моей просьбе оставить некоторые картины на вечер для вторичного просмотра. Я отобрал ленты с синхроном Владислава, переписал на отдельный диск те куски его речей, которых не было в первоначальном английском варианте, и отправил по почте своему сетевому дружку. Он имел неплохие контакты в саунд-индустрии, а со мной его связывали несколько удачных проектов по объегориванию телелотерей. Проще говоря, за мой счет он трижды бесплатно прокатился в круиз.

Я совершил должностное преступление. Никому не позволялось выносить за пределы Крепости материалы работ.

— Русский не понимаю, — откликнулся на второй день хакер. — Но ребята из студии подкинули несколько ссылок на сайты с оккультной медитацией. Посылаю их тебе, ознакомься. Очень похоже на стиль коллективных молений под гашиш, с раскачиванием и бормотаньем нараспев. Твой приятель мог бы иметь поклонников…

У каждого таланта где-то есть поклонники, согласился я и раздумал посылать собственный голос.

Они кололи мне средство, подавляющее волю. Теперь я знал это наверняка, но ничего не мог поделать. Самое печальное, что я не мог сказать Дженне о своих подозрениях насчет себя и ее.

Мне начинало казаться, что наша с ней встреча, и даже сексуальная близость, были запрограммированы начальством. Потому что один раз, когда мы сцепились с шефом по поводу врезки в русский, кстати, фильм барковских тезисов, Винченто дал понять, что может легко отменить мои прогулки в «виноградную беседку». Это было наше тайное место для встреч, где Куколка, давным-давно, проделала проход в густых кустах, и получилась закрытая со всех сторон полянка. Парк был слишком велик, садовник ухаживал за дорожками, иногда срезал ветки электроножницами, но дальние уголки, примыкавшие к корпусу «А», никто не обихаживал. Вот мы там и прятались. Иногда целовались рассказывали всякие истории и мечтали, что, когда Куколка подрастет и получит деньги, мы сможем путешествовать.

Винченто знал. Ничего подлее он не мог придумать, но угроза сработала. Я уверил себя, что, так и быть, закончу. Осталось совсем немного. Шеф обещал мне, что в ближайший год мы к этому не вернемся.

Мы покончим с кино и займемся чем-нибудь веселым.

Месяц спустя мы сидели с Барковым в «банановой беседке», и у меня с собой уже было устройство, регистрирующее присутствие электроники, Томми и Дэвид покупали по частям, не догадываясь, зачем мне нужны отдельные компоненты.

Так что я был уверен в отсутствии прослушки.

Я спросил Владислава, какого черта он портит бумагу, и кто ему посоветовал заняться подобным графоманством. Барков без тени смущения ответил, что Леви предложил ему писать на русском.

— Леви? Ты сочинял для нашего фанатика?

— Я сочиняю только для себя! — гордо задрал подбородок Барков. Невзирая на свои тридцать два года, порой он вел себя как троечник, что единственный в классе получил пятерку за контрольную. — Я сочиняю, что хочу и когда захочу. Просто Элиссон и Сью вздумалось попробовать мои сквозняки на вкус.

— А Леви? — не отставал я. — Леви и без тебя чокнутый. Сплошные монахи, обеты и мессии…

— Яйцеголовый, он тронутый, это без вопросов, — охотно сел на любимого конька Барков. — И мне насрать, с кем он там перетирает о святых мощах. Но доктор Сью пишет работу по его теме. Ну, втыкаешься, не статью, а офигенную монографию, как лечить таких вот пацанов, попавших под влияние религии…

— С кем он перетирает? — не разобрал я. В тот момент мне и открылась истина. У Леви тоже была студия! Потому-то Барков настолько уверенно пользовался наушниками и вообще проявлял крайне мало любопытства. До меня он провел немало времени на пару с «апостолом».

— Они собираются лечить религиозных фанов? — задумался я. — Что-то не стыкуется, Владислав. Для чего им порхать вокруг одного чудака Леви, когда в психушках пруд пруди реальных сатанистов, иеговистов и прочих сдвинутых? Я еще в Москве читал, и сам таких видел. Там материала можно набрать на десять монографий… И потом, они вовсе не обязательно сумасшедшие, это последствия суггестии, внушения…

— Ты не умничай, — поморщился Барков.

— Подожди-ка, расскажи мне до конца! — бурлил я. Мне все не давало покоя, что я так легко сдался под напором Винченто. Я, дурак, надеялся, что буду, как и раньше, копаться с рисованными кретинами, а вместо этого предстояло озвучить настоящий полнометражный фильм…

— Да нечего рассказывать! — сплюнул Барков Мы сидели с ним в углу беседки, под зелеными гроздьями бананов, и я зорко следил, чтобы никто не приближался. — Возникают новые течения, кто-то замутил очередную херню насчет пришествия очередного бога, или что-то в этом роде… Ты же знаешь, что мне по фигу, я не вдавался. Ну, как мне сказал Леви, принесли к нему конспекты, просили обработать и выдать прогноз…