Суккубус - Виталий Вавикин

– Ей было девяносто восемь лет, – сказала Маргарет, вытирая слезы. – Знаешь, мне кажется, что последние годы она жила только для того, чтобы передать груз своей истории кому-то другому. И после ее уже ничто не держало здесь.

– Я уеду вечером, – сказал Брендс, глядя куда-то вдаль. – Я должен увидеть тот дом.

– Истории зовут тебя, да? Думаешь, там твоя судьба?

– Ты можешь поехать со мной.

– Ты можешь остаться со мной.

– Не сейчас.

– Тогда я подожду тебя здесь.

Брендс промолчал. Маргарет смотрела вдаль.

– Только не слишком долго, – говорила она. – Год, может быть полтора, а потом, если ты так и не вернешься, я выйду замуж за какого-нибудь садовника и нарожаю ему кучу детей.

Брендс вспоминал Эдгара и белого кролика.

– Они вырастут и подарят мне внуков. Я состарюсь, похороню садовника и буду ждать, когда кто-нибудь придет ко мне, чтобы услышать мою историю. О художнике, о писателе, о своей бабушке, о старике Эбигейле, о молодости и о тебе, Брендс. Потому что, хочешь ты или нет, но моя жизнь изменилась благодаря тебе, и теперь ты часть моей истории. Часть моей жизни…

* * *

Жара и пыль. Брендс с жадностью ловил свежий ветер, врывавшийся в окна «Паккарда», но к полудню беспощадное солнце лишило его и этого, раскалив утренний воздух. Одежда взмокла, пропитавшись потом. На темной ткани появились белые пятна соли. Череда дней превратилась в нескончаемое дорожное полотно: пыльное, бесконечное, затянутое у горизонта маревом. Иногда Брендсу начинало казаться, что он близок к тому, чтобы получить солнечный удар. Иногда он ненадолго останавливался, давая отдых мотору и своему организму.

Голоса. Они звучали в его голове бессвязным эхом.

– Всего лишь солнце, – твердил Брендс, заставляя себя не участвовать в звенящих в ушах разговорах. Бег – вот что было его стихией, и эта дорога – это и была его жизнь. Такая же пыльная. И такая же, казалось бы, бесконечная. Жизнь Билли Брендса…

В одном из придорожных городков он остановился возле книжной лавки и долго упрашивал торговца найти хоть одну книгу Эдгара. Хоть одно стихотворение, которое он смог бы выучить наизусть и противопоставить несмолкающему рою голосов в своей голове. Раздраженный подобной настойчивостью торговец закрыл лавку, выпроводив Брендса за дверь.

– Возьмите сборник антибританских памфлетов Френо, – посоветовал напоследок торговец.

– На кой черт мне сдался Френо!? – Брендс сплюнул в придорожный песок, забрался в «Паккард» и дал по газам, окатив торговца пылью.

В следующем городке он остановился у ювелирной лавки и продал пару украшений, которые успел стянуть у жены. Он представлял себя миссионером, солдатом удачи, человеком, свободным от мелочных обязанностей и мирских неурядиц. Калифорния, «Паккард» и старая карта – вот такой и была его жизнь. И никто никогда не сможет изменить его, удержать обязанностями и клятвами. Жизнь коротка, и лучше умереть, пытаясь отыскать тайны и события, чем состариться, сожалея.

* * *

«Суккубус». Выбитая в камне надпись заставила Брендса остановить машину. Волнение. Он прикоснулся к нагретому солнцем камню. Небольшой городок ждал его, а за ним его ждал дом художника. Никогда прежде Брендс не был так возбужден и увлечен одной единственной целью, тайной, судьбой. Нет. Он не мог проделать весь этот путь зря. Брендс запрыгнул в машину. Ожидание разрывало его на части. Сводило с ума. Он был словно непоседливый мальчишка, неспособный дождаться момента, когда родители разрешат ему развернуть подарки.

Город, улицы, люди, дома… В другое время увиденное приятно удивило бы Брендса, но сейчас он видел лишь конечный пункт своего долгого пути – картины. Что они будут значить для него? Что если вся его жизнь была нужна лишь для того, чтобы сегодня он приехал в этот дом и вдохнул жизнь в заждавшиеся спасителя тени? Брендсу показалось, что всю свою сознательную жизнь он мечтал именно об этом. Стать настоящим творцом, создателем. Может быть, поэтому в его книгах и было столько жизни? При мысли об этом ладони Брендса вспотели. Он станет лучшим творцом из всех. Он превзойдет Льюиса, Уортон, Драйзера, Хоуэлса. Он…

Брендс остановился. Высокие железные ворота преграждали ему путь. Мечты лопнули, как мыльный пузырь. Он снова вернулся с небес на землю. Как и всегда – мечты и реальность, и он твердо знает, где должна проходить грань между ними. Низкорослый негритенок выбежал к нему навстречу.

– Сеньор судья! – закричал он. – Мадам ждет вас, сеньор судья!

Негритенок, кряхтя, начал открывать тяжелые ворота. Дом. Брендс уже видел его. Негритенок замахал руками и побежал перед машиной, указывая путь. Вот он – фонтан. Вот он – портик и лестница. Вот они – своды и колонны. Негритенок проводил Брендса до парадных дверей и убежал, сверкая голыми пятками. Жара сменилась долгожданной прохладой. Женщина. Она смотрела на Брендса, и выражение ее лица менялось от радушного к удивленному.

– Ты не Поллак, – сказала женщина.

– Я Брендс. Билли Брендс.

– Тебя прислал судья?

– Нет.

– Значит, Сопля опять все напутал!

– Сопля?

– Негритенок, что привел тебя, – женщина подошла к Брендсу. Высокая, властная. – Так почему ты здесь, говоришь?

– Я не говорил.

– Значит, самое время сказать.

– Я писатель.

– Я не спрашиваю, кто ты. Я спрашиваю, что привело тебя сюда.

– Любопытство.

– Всего лишь?

– Иногда этого достаточно.

– Тогда уходи.

– Нет.

– Что-то еще?

– Картины.

– Вот это больше похоже на правду.

– Я должен их увидеть.

– А что взамен?

– Все, что угодно.

– Тогда я хочу, чтобы ты помогал Сопле открывать ворота.

– Я способен на большее.

Женщина запрокинула голову и громко рассмеялась.

– Этот огонь сожжет твои крылья, Билли Брендс!

– Я всего лишь писатель, который ищет свою историю.

– Истории повсюду.

– Мне нужна эта.

– Она изменит тебя.

– Я не боюсь перемен.

И снова смех.

* * *

Брендс чувствовал, как пот покрывает его тело. Холодный, липкий. Женщина. Она лежала под ним. Тело обнажено. Глаза открыты. Руки вытянуты вдоль туловища. На лице застывшая маска безмятежности. Просто статуя. Белый мрамор. Но в ней была жизнь. Брендс чувствовал тепло. Дыхание. Но все это было каким-то механическим, нереальным, не свойственным подобному моменту. Словно сон. Брендс вгляделся в лицо своей любовницы. Нос, рот, глаза, уши… Все казалось каким-то разрозненным, не связанным воедино. Лицо без лица, лишь характерные черты. И эта земля! Растрескавшаяся и выжженная солнцем почва, на которой лежали Брендс и женщина-статуя. И красное небо! Низкое, наполненное кровью. И все эти люди! Вернее, не люди, а такие же безликие силуэты, как женщина под ним. Гипсовые, мраморные, каменные. Они окружали Брендса. Десятки, сотни, тысячи. Их лысые головы скрывались за горизонтом, там, где кровавое небо соприкасалось с выжженной землей.