Дочь любимой женщины - Денис Драгунский

Все возмущаются. А я – не знаю, возмущаться ли мне или нет. Один прекрасный писатель (Юрий Трифонов) чуть ли не публично объявлял (в журнале «Литературная учеба»): «Я читаю только те рукописи тех авторов, по поводу которых у меня есть предварительная договоренность». Да, но как эту договоренность получить?

А вот то-то и оно!

Давайте переведем взгляд с художественной прозы на диссертацию. На соискание какой хотите ученой степени. Что значит «подготовить и защитить диссертацию»? Это значит не только провести исследование и написать хороший научный текст, отвечающий, кроме всего прочего, жестким требованиям оформления. Нет, что вы! Это половина, а может, и треть дела.

Надо сначала найти хорошего научного руководителя. Найти диссертационный совет, где будет проходить защита. Найти так называемое ведущее учреждение, то есть некий институт, работающий по сходной тематике. Подготовить отзыв этого учреждения – желательно, чтоб его подписал человек с именем. Раздобыть оппонентов с отзывами. Подготовить, напечатать и разослать реферат и самое диссертацию. И все это с бесконечными подписями и печатями. Обеспечить присутствие оппонентов. Обеспечить прибытие на защиту всех, в том числе старых и больных, а также ленивых членов диссертационного совета (а то вдруг внезапно кворума нет, и всё, ку-ку).

Этого никто не будет делать за диссертанта! Уж не научный же руководитель, честное слово! Поскольку иногда «научник» – это просто важная птица, прикрывающая диссертанта своим авторитетным именем. Но в любом случае – не нянька. И за ним тоже надо присылать такси, везти его на заседание.

Таким образом, защита диссертации – это не только экзамен на научные знания и умения. Это еще и экзамен – внимание! – на социальную компетентность.

Которая необходима писателю не меньше, чем ученому.

Поэтому я думаю: а почему автору книги должно быть легче, чем автору диссертации? Ведь писательство – и сейчас, и сто, и триста лет назад – подразумевает кроме литературных умений еще и социальные. Войти в кружок, разобраться, кто «свой», а кто «чужой»; завести друзей, в том числе влиятельных литераторов, журналистов, рецензентов, издателей, редакторов; получить грант (от императора Октавиана Августа, герцога де Бехар, царя Николая Первого, Союза писателей СССР, Фонда поддержки дикорастущей резеды).

Хорошо бы, конечно, иначе. Но иначе не бывает.

Напоследок цитата:

«…старайтесь уважать жизнь не только за ее прелести, но и за ее трудности. Они составляют часть игры, и хорошо в них то, что они не являются обманом. Всякий раз, когда вы в отчаянии или на грани отчаяния, когда у вас неприятности или затруднения, помните: это жизнь говорит с вами на единственном хорошо ей известном языке».

© Иосиф Бродский

– Вас желает видеть госпожа Мурина.

– Ах, черт возьми! Мурина!

Я поправил перед зеркалом галстук, прическу и выбежал в приемную редакции.

– Ради бога, простите, что я вас заставил…

Передо мной стояла пожилая женщина, низенькая, толстая, бедно одетая.

Я смутился:

– Вы, вероятно, матушка Анны Николаевны?

Она грустно улыбнулась:

– Нет, я и есть Анна Николаевна Мурина. Автор рассказов, которые вы печатаете.

– Но позвольте! Как же так? Я знаю Анну Николаевну!

– Та? Красивая брюнетка? Не сердитесь. Рассказы писала я. Не только для гонорара. Нет, мне казалось, что у меня есть что сказать. Я написала три рассказа и отнесла в три редакции. Может быть, это были недурные рассказы, может быть, плохие. Но их не прочитали! Один рассказ был у вас. Я приходила несколько раз, мне говорили, что вы заняты. Наконец ваш секретарь передал мне рассказ с пометкой «нет». Простите меня, но вы его не читали!

– Сударыня, этого не может быть!

– Этот рассказ был потом напечатан у вас же! – ответила она. – Мне в голову пришла мысль. Рядом со мной жила девушка, гувернантка без места, очень красивая. Она сидела без средств, и я предложила ей комбинацию. Я буду писать, а она – носить мои рассказы, называясь моим именем. Портрет автора при сочинениях всегда интересует. Особенно когда такой портрет! Роскошные черные волосы, глаза, фигура, от которых пышет молодостью и жизнью. Когда она отнесла рассказы по редакциям, все рассказы были прочитаны в три дня и приняты в печать. Это так естественно! Молодая, очень красивая женщина – пишет! Сначала рассказы бывали не совсем удачны, и некоторые господа редакторы были так добры, что сами их переделывали. И с какой любовью! Вычеркивали, но как осторожно, с каким сожалением: «Мне самому жаль, но это немножко длинно, дитя мое». Она мне рассказывала все подробности своих визитов. Редакторы удивлялись: «Вы такая молоденькая, и откуда вы всё это знаете?» Простите меня, ради бога! Это ваши слова. Но и другие говорили то же самое. Изумлялись ее талантливости: «Откуда у вас такие мысли?» Всякая мысль получает особую прелесть, если она родилась в хорошенькой головке! Наши дела шли великолепно. Мы зарабатывали рублей двести в месяц. Сто я отдавала ей, сто брала себе. И все шло отлично. Как вдруг… На прошлой неделе она поступила в кафешантан.

– В кафешантан?

– Да! Там ей показалось веселее, и предложили больше денег. Я умоляла ее не бросать литературы. Ведь мы были накануне славы. Еще полгода – мы стали бы зарабатывать 500–600 рублей в месяц. У меня почти готов роман. У нее бы его приняли. Я умоляла ее не губить моей литературной карьеры. Она ушла: «Там веселее!» Что мне оставалось делать! Но я надеялась, что мои труды, одобренные, печатавшиеся, дают уж мне право выступить с открытым забралом. Не гневайтесь на меня за маленькое разочарование.

– Я, право, не знаю. Все это так странно. Какой-то не очень литературный прием!

– Не говорите! Я уж слышала это! В одной уж редакции меня почти выгнали. «Это не принято в литературе!» И вот я пришла к вам. Вы всегда так хорошо относились к моим рассказам. Вы так хвалили. Не откажите прочитать вот эту вещицу. Я зайду через месяц.

– Помилуйте! Зачем же так долго? Через три дня рассказ будет прочитан!

– Ну нет, давайте хоть через две недели…

– Сударыня, повторяю вам: через три дня!

Потом…

Я уж не помню, что именно случилось потом. Но что-то было. Осложнения на Дальнем Востоке, затем недород во внутренних губерниях – события, на которые публицисту нельзя не откликнуться. Словом, был страшным образом занят. Масса обязанностей. Отсутствие времени. Спешная, лихорадочная газетная работа. А потом рассказ, вероятно, куда-то затерялся. Я не мог его найти.

Недавно я увидел в одном новом журнале рассказ Муриной.

Вечером я встретился с редактором.

– Кстати, у вас Мурина пишет?

– А вы ее знаете? Правда, прелестная девочка?