Век чудес - Карен Томпсон Уокер

Но и для нас новые решения стали временными. Фермы потребляли слишком много электричества. Двадцать тысяч ламп под потолком всего одной теплицы за полчаса съедали столько энергии, сколько средняя семья использовала за год. Пастбища очень быстро превратились в непозволительную роскошь, говядина стала деликатесом.

— Теперь мы вынуждены менять курс на противоположный, — признался руководитель крупнейшей на тот момент организации по охране окружающей среды в интервью во время ночного выпуска новостей. — Нам следует снижать, а не повышать потребление зерновых культур, которые нуждаются в большом количестве света.

С прилавков уже пропали бананы и другие тропические фрукты. Бананы! Как странно звучит слово, если годами не произносить его вслух.

Ученые искали средство спасения. Большие надежды возлагались на генную инженерию. Шли разговоры о каком-то чудесном рисе. Исследователи занялись изучением болотистых тропических лесов и сумрачных океанских глубин, где — практически без света — все-таки что-то росло. Они хотели скрестить гены выносливых диких растений с культурными овощами и злаками, составлявшими мировой запас продовольствия.

Мы то паниковали, то успокаивались. Смятение накатывало на нас волнами. Настроения в обществе быстро распространялись и быстро менялись. Порой целые недели проходили относительно спокойно. А потом вдруг какая-нибудь плохая новость вызывала вспышку спроса на консервы и воду в бутылках. Мамина коллекция предметов первой необходимости продолжала увеличиваться. Я находила в гардеробной свечи, а в гараже — банки с консервированным тунцом. Под родительской кроватью рядами стояли пятьдесят банок арахисовой пасты.

Замедление неумолимо наступало. Дни растягивались. И мы понимали, что ручеек прибавляющихся минут однажды превратится в потоп.

Однако никакая сила на Земле не могла замедлить переход в шестой класс. Более того, вопреки всему, тот год стал годом танцевальных вечеринок.

Как только приближался день рождения кого-нибудь из учеников, избранные мальчики и девочки получали электронные приглашения. Прощайте, скучные домашние посиделки, куда парням вход был воспрещен! В моду вошли приглашенные диджеи и аренда танцевальных площадок. Диско-шары и стробоскопы украшали потолки подвалов и заборы задних дворов, либо, как в случае Аманды Коэн, карнизы гулкого актового зала гостиницы. Обо всех праздниках я узнавала от Микаэлы, с которой мы по утрам вместе ждали школьный автобус. Хотя порой она могла ничего и не говорить: однажды в понедельник все самые симпатичные девчонки школы явились на занятия в одинаковых розовых свитерах в обтяжку. На их спинах стразами было вышито имя «Жюстин Валеро» и дата ее рождения — в память о прошедшей субботней вечеринке.

Я знала, что день рождения, выпадавший на темный вечер, считался особенно удачным. Лунный свет и звезды способствовали романтической атмосфере. Что именно творилось на этих тусовках, я не знала. Меня туда еще ни разу не приглашали.

— Джастин просто забыла тебя позвать, — сказала Микаэла. На глаза ей свешивалась кудрявая челка с красными мелированными прядями. — У нее вылетело из головы.

Неподалеку у школьного забора прогуливалась Ханна в новой мятно-зеленой кофточке и с французской косой. Она хохотала, разговаривая по мобильнику. За несколько последних недель мы не сказали друг другу ни слова.

— К тому же тебе там было бы скучно. Ты слишком стеснительная. Готова спорить, ты весь вечер простояла бы в углу, — добавила Микаэла.

— Неправда, я бы потанцевала, — возразила я.

До моего дня рождения оставалось меньше месяца. Но ни вечеринки, ни танцев не планировалось.

— Ты стала бы танцевать? Ну да, как же, — хмыкнула Микаэла.

В то темное утро стоял туман. Его капельки блестели в свете уличных фонарей. Влажные клубы поднимались из ущелья, где, как и всюду, медленно умирали от недостатка света десятки видов растений.

— Я целый час танцевала с Сетом Морено в субботу, — продолжила Микаэла.

Я вздрогнула, как от ожога:

— Он тоже был там?

— Он очень крутой, если с ним познакомиться поближе, — ответила Микаэла, дрожа от холода в своей мини-юбке. — И я чувствовала его штуку.

В этот момент Сет подъехал к остановке на своем скейте, и Микаэла умолкла.

После начала замедления количество учеников в нашей школе сократилось на четверть, но нас все еще насчитывалось пятьсот сорок два человека. Каждое утро в ожидании первого звонка пятьсот сорок две глотки надрывались от усилий, пятьсот сорок два рта перекрикивали друг друга. Галдеж на школьном дворе усиливался с каждым новым автобусом, который подвозил детей. Вновь прибывшие воплями приветствовали приятелей. Группы, каждая из которых дробилась на более мелкие внутренние кучки, обменивались слухами. То и дело раздавались взрывы хохота. Эхо пятисот сорока двух голосов множилось, отскакивая от оштукатуренных стен. Ему аккомпанировали пятьсот сорок две мелодии мобильных телефонов. Кто-то громко удивлялся услышанному, кто-то что-то восклицал. Я стояла поодаль, и гул толпы казался мне бессмысленным, словно все несли несусветную чепуху на разных языках.

В такой обстановке молчунов никто не принимает в расчет. Власть принадлежит горластым. Тихони авторитетом не пользуются.

В будни я жила ожиданием тихих вечеров. Мне хотелось скорее повернуть ключ в замке и насладиться тишиной пустого дома. Мама снова пыталась работать, поэтому во второй половине дня либо отсутствовала, либо спала наверху.

Одним таким спокойным вечером сильный стук в дверь отвлек меня от чтения.

Мы проходили по литературе Рэя Брэдбери, и нам задали на дом прочитать рассказ о школьниках-землянах, живущих на Венере, где, согласно сюжету, солнце выходит из-за туч на один час раз в семь лет.

Прежде чем я успела заглянуть в глазок, звонок прозвучал еще дважды. На крыльце стояла Гэбби, одетая в форму школы имени Святой Марии: зеленая шотландка, белое поло и завязанный на талии свитер защитного цвета.

Я открыла дверь.

— Предки дома? — спросила она, потирая руки и оглядываясь по сторонам. Волосы у нее немного отросли и уже покрывали череп коричневым пушком.

— Пока на работе, — ответила я.

Она проскочила внутрь и помахала мне, чтобы я закрыла дверь.

— Мне надо почту проверить на твоем компьютере, — прошептала Гэбби так, словно дом прослушивался.

Она жила без Интернета уже несколько недель, а ее мобильник хранился под замком в мамином столе. За это время ей изредка удавалось связаться с тем мальчиком из Циркадии. Естественно, в такой обстановке любовь росла как на дрожжах.

Оказавшись за компьютером, Гэбби принялась быстро печатать. Ее пальцы запорхали по клавиатуре, иногда отвлекаясь на мышку. Наконец она встала со стула:

— Мы, наверное, не увидимся какое-то время.