Пассажир - Жан-Кристоф Гранже

— Хрен с ней, с тачкой, — глухо произнес Бонфис. — Езжай вдоль побережья. Сейчас будет Бидар. А за ним — Гетари.

Они устремились по дороге, вьющейся меж можжевеловых и вересковых зарослей. Курортные домики стояли здесь так плотно, что едва не наползали один на другой. В этих шатких сооружениях уже не прослеживалось ни намека на традицию или хотя бы гармонию. Но, несмотря ни на что, надо всем витал аромат какой-то баскской древности, перебивавший все остальные запахи — сосен, утесника и тамариска, подступавших чуть ли не к порогу каждого домишки. Над всем побережьем носился соленый ветер с моря, окрашивая все вокруг золотистым румянцем.

Матиас невольно заулыбался. Надо сюда переселиться, сказал он себе. Дорога неожиданно сузилась — двум машинам не разъехаться — и вывела их на тенистую деревенскую площадь. Они прибыли в Гетари. Снова появились дома с фахверками, стоящие плотно, плечо к плечу, словно собравшиеся пошушукаться кумушки, с неодобрением поглядывая на расположившиеся внизу террасы кафе. Вдали виднелась стена для игры в пелоту, похожая на приветственно поднятую руку, — добро пожаловать в Страну Басков.

— Прямо, — хриплым от волнения голосом произнес Бонфис. — Почти приехали.

* * *

Матиас Фрер считал себя человеком закаленным, но встреча Патрика и Сильви проняла его едва ли не до слез. Два немолодых уже человека, по-настоящему — это сразу чувствовалось — влюбленных друг в друга. Оба застеснялись постороннего, и их робкие переглядывания, шепот и сдержанные объятия трогали сильнее, чем выражение самых бурных восторгов.

Да и выглядели они, мягко говоря, не слишком презентабельно. Сильви оказалась невысокого роста краснолицей морщинистой теткой. Нечистая, в прожилках сосудов кожа выдавала в ней бывшую пьянчужку. Должно быть, она, как и Патрик, какое-то время жила под открытым небом. Оба они успели на своем веку хлебнуть горя, пока наконец не нашли друг друга.

Декорации, в которых разворачивалась эта сцена, вполне соответствовали ее скромной поэзии. Причал в Гетари на поверку оказался всего-навсего зацементированным склоном, где стояли на приколе несколько разноцветных лодок. Погода успела испортиться. Небо заволокло тучами, сквозь которые упорно пытались пробиться слабые солнечные лучи, озаряя землю тусклым, словно пропущенным через толстое стекло светом. Как будто и люди, и пейзаж находились на дне бутылки, заняв место миниатюрного кораблика.

— Прям не знаю, как вас и благодарить, — поворачиваясь к Матиасу, сказала Сильви.

Он молча поклонился. Сильви махнула в сторону деревянного настила, протянувшегося вдоль нависавшей над морем скалы:

— Давайте пройдемся.

Фрер послушно двинулся за ней. Сальные волосы, бесформенный свитер, вытянутые спортивные штаны, стоптанные кроссовки… После всего, что жизнь сотворила с этой женщиной, выжили только ее глаза — живые и блестящие, словно два камешка, отполированные дождем.

Она обошла лежащие на берегу лодки и направилась к мостику. Патрик уже шагал к лодке, покачивавшейся на волнах в нескольких метрах от пирса. По всей видимости, это и была его знаменитая посудина, послужившая причиной случившегося с ним срыва. На корме горделиво сверкала надпись желтыми буквами: «Юпитер».

Фрер нагнал Сильви, цепляясь за бортик ходуном ходящего настила. Она стояла, ни разу не покачнувшись, и одной рукой сворачивала сигарету.

— Вы можете объяснить мне, что произошло?

Фрер рассказал ей всю историю. Вокзал Сен-Жан. Психотическое бегство Патрика. Его подсознательное желание стать кем-то другим. Случайная встреча с медсестрой из Гетари. О следах крови на разводном ключе и телефонном справочнике, равно как и о трупе, обнаруженном на вокзале Сен-Жан, он предпочел не распространяться: пусть с этим разбирается Анаис Шатле, которая конечно же не замедлит сюда явиться.

Сильви слушала его не перебивая. В пальцах у нее откуда ни возьмись возникла большая тяжелая зажигалка. Она закурила самокрутку.

— Прям не верится, — после паузы хрипло выдавила она.

— В последние дни перед исчезновением в его поведении не было ничего странного?

Она пожала плечами. Спутанные пряди волос прилипли к ее изможденным щекам. Она курила, глубоко затягиваясь и выпуская паровозные клубы дыма, немедленно уносимые морским ветром.

— Патрик не больно-то много рассказывает…

— А раньше он никогда не пропадал? Не страдал потерей памяти?

— Нет.

— Так что у него возникли за проблемы?

Она молча сделала пару шагов вперед. У них под ногами ворчало море. Море шумно, с рокотом, дышало. Отступало назад, чтобы с удвоенной силой обрушиться на берег.

— Деньги, вот и все проблемы. Ничего нового. Патрик взял в банке кредит, чтобы купить лодку. Хотел сам себе быть хозяином. Только сезон выдался дрянной.

— В течение года бывает несколько рыбацких сезонов, верно?

— Я про самый важный. Октябрьский. Когда идет белый тунец. Ну а заработали мы только-только на жизнь и чтобы расплатиться с ребятами, которые нам помогали. А на кредит ничего не осталось…

— Каким образом вам удалось получить кредит в банке? Они ведь, наверное, потребовали первый взнос?

— Взнос я заплатила.

Фрер не смог скрыть удивления, и Сильви улыбнулась:

— Может, по мне и не скажешь, но у меня имеется кое-какая собственность. Вернее сказать, имелась. Домишко в Бидаре. Мы его продали и вложили деньги в лодку. Только не заладилось у нас. Поставщикам задолжали. Проценты банку выплачивали. Вам не понять.

В глазах Сильви Матиас принадлежал к классу миллиардеров. Он на нее не обиделся. Его переполняли эмоции, мешавшие связно мыслить. Волны били в берег, поднимая тучи брызг, серебрившихся на солнце. На губах Матиас ощущал привкус соли, в глазах плясали солнечные зайчики.

Женщина обернулась через плечо посмотреть, чем занят Патрик. Он уже запрыгнул на борт лодки и копался у нее на дне, очевидно, проверял состояние мотора. Она смотрела на него материнским взглядом.

— Он что-нибудь рассказывал вам о своей… о своей прежней жизни?

— Про жену, что ль? Он не любит языком трепать, но я про нее знаю. Это не секрет.

— Он с ней общается?

— Никогда. Они разругались вдрызг.

— Почему он не разведется?

— На какие шиши?

Фрер не стал углубляться в эту тему, о которой имел самое приблизительное представление. Женитьба. Брачный договор. Развод. Все эти понятия оставались для него чистой абстракцией.

— А про свое детство он когда-нибудь с вами говорил?

— Так вы и правда ничего не знаете, — с легким оттенком презрения ответила она.

— Чего я не знаю?

— Он убил своего отца.

Матиас сглотнул ком в горле.