Неизвестный Бондарчук. Планета гения - Ольга Александровна Палатникова
Шрифт:
Интервал:
Видел я его родителей, правда, маму – только раз. Высокая крупная женщина, Сергей Федорович на неё похож. А отец – маленький, подвижный, приветливый. Как приедет в Москву, обязательно придёт на съёмки и при всех ему делает замечания:
– Не так ты с людьми разговариваешь, не так руководишь!
Он в прошлом председатель колхоза, из двадцатипятитысячников; простой, симпатичный человек. Такой общительный, будто и не отец Сергея Фёдоровича, ведь наш-то Бондарчук – бука. Хотя он мог поговорить так, что вызывал доверие и у генерала, и у рабочего. Наверное, людей располагала его природная душевность…
Снимали мы натуру в Москве, у меня умер отец. Сергей Фёдорович не только меня отпустил, но остановил съёмки и поехал в Киев, хотя с отцом знаком не был. И даже ходил по высоким инстанциям, хлопотал о пенсии для мамы.
Отца моего, художника Анатолия Галактионовича Петрицкого, сначала считали буржуазным националистом, потом космополитом, а в тяжёлом 1943 году присвоили звание Народного художника СССР. Творчество моего отца мы с ним никогда не обсуждали, хотя Сергей Фёдорович и сам художник, до войны писал декорации в Ростовском театре. Вообще разговоры о художниках или о направлениях в изобразительном искусстве мы вели. Здесь наши пристрастия не совпадали. Разные мы люди. Однако ж, пять лет вместе снимали картину. А может быть, именно разные вкусы, различные точки зрения и дали результат?..
Антонина Шуранова,
народная артистка России
Снималась в фильмах: «Война и мир», «Чайковский», «Опасный поворот», «Дела сердечные», «Неоконченная пьеса для механического пианино», «Строгая мужская жизнь», «Клуб женщин» и других.
Он жил Толстым
Я училась на последнем дипломном курсе Ленинградского института театра, музыки и кинематографии. Резвимся мы как-то на перемене, подходит дама:
– Я из съёмочной группы фильма «Война и мир».
Мы и не подумали преисполниться почтения: при чём тут кино, мы без пяти минут артисты театра, нас ждёт сцена!
Дама не смущается:
– Кто бы мог подойти на князя Андрея?
Ну, думаю, будет вам сейчас князь Андрей.
– Вот Серёжа Дрейден, – говорю.
Ныне Сережа – известный артист, особенно у нас в Петербурге, а тогда был длиннющий парень, угловатый, смешной… Просто анти-Андрей!
Посмотрела она на него…
– А кто бы мог сыграть маленькую княгиню?
На нашем курсе училась Люда Шкилко, в кино ещё девочкой снималась – в первой версии «Двух капитанов» играла маленькую Катю… Я опять «вылезаю»:
– Посмотрите, какая миленькая у нас Людочка Шкилко.
Дама записывает, а сама на меня поглядывает:
– А княжна Марья есть у вас?
Тут опять меня будто кто-то за язык дернул:
– А! Эта «костлявая спина»!
Мосфильмовская дама пристально смотрит мне в глаза:
– А не хотели бы на роль княжны Марьи попробоваться вы?
– Нет, – не задумавшись, выпалила я.
Я тогда бредила театром, о кино не думала… Не нравилась я себе на фотографиях и была уверена: раз я нефотогенична, то, очевидно, и некиногенична.
Адиба Шир-Ахмедова – ассистент по актёрам «Войны и мира», и, как я позже узнала, однокурсница Сергея Фёдоровича по ВГИКу, не отстала, напросилась в гости, рылась в моих фотографиях. У меня был приятель, он работал вторым оператором на «Ленфильме», только он мог меня хорошо снять, и именно его фотографии, к ужасу мамы, Адиба уволокла в Москву. На этих фото были как-то по-особому высвечены мои глаза. Наверное, на глаза и было обращено внимание, потому что пришла телеграмма с вызовом на кинопробы в фильме «Война и мир». Я принесла её в институт, мы всем курсом посмеялись, и никуда я не поехала. Тогда началась бомбёжка телеграммами. Показала эту пачку своему мастеру, Татьяне Григорьевне Сойниковой. Она пожала плечами:
– Ой, дружочек, право слово, какая же вы княжна Марья?!
Да я и сама знала, что не княжна Марья. Но когда очередная и довольно грозная телеграмма, подписанная Бондарчуком, пришла в деканат, Татьяна Григорьевна спросила:
– Вы в Москве бывали? – И моё односложное «нет» рассудила – Поезжайте, посмотрите город…
Дальше начались мои метания: в институте дипломные спектакли, а я готовлюсь в поездах: Питер-Москва, Москва-Питер. Проб было очень много, и поначалу относилась я к ним без всякого энтузиазма. Приеду на «Мосфильм», наденут на меня случайный костюм, причёску быстренько сделают, сыграю, билет в зубы, и на улицу. А в Москве у меня знакомых нет, вот я и смотрю город, ем мороженое, сижу в кинотеатре, потом на вокзале жду своего ночного. Разок-другой было интересно, потом погода испортилась, не в радость это стало.
На роль княжны Марьи было 17 претенденток. Мне всё время сообщали, какая я по счету – девятая, седьмая, и, как ни странно, во мне проснулся спортивный азарт. Когда осталось только три актрисы, я познакомилась с Кторовым – своим будущим «батюшкой». Мы как-то сразу прониклись друг к другу. Я – потому что он любимый артист моей мамы, а он – уж не знаю почему. Он стал меня называть «барышня Тоня». Но Бондарчука я ещё не видела. И вот сидим мы с Анатолием Петровичем на гриме, вдруг вокруг нас начинается какое-то гудение, охи-суматохи, и я в большое зеркало гримёрной вижу, как открывается дверь и входит Бондарчук. Красивый, с вьющейся гривой, в роскошном светлом пиджаке… Ручки-ножки, конечно, затряслись. Встал он за моей спиной и в наступившей тишине через зеркало изучает меня. Я запаниковала. Дёрнулась со своего кресла, чтобы вскочить, как ученица перед учителем. А потом думаю: «Какого чёрта? Он – мужчина, с какой стати я должна перед ним вставать?» Обратно ввинчиваюсь в кресло. А в мозгу проносится: «Он же мэтр, а я – молодая актриса, пока лишь претендентка на роль…» – и опять выползаю из кресла. Он всё это спокойно, даже нейтрально наблюдает. И оттого, что он видит мои неловкие телодвижения, я начала краснеть, что мне в жизни вообще несвойственно. А тут пошла красными пятнами, и до слёз; «красные пятна еще сильнее выступили на лбу, на шее, на щеках…» – так у Толстого про княжну Марью написано. Поникла, взглянуть на Бондарчука не решаюсь. Но ему понравилось.
– У кого заканчиваете? – спросил доброжелательно.
– У Татьяны Григорьевны Сойниковой.
– Что готовите на диплом?
– Оливию и Виолу в «Двенадцатой ночи», Аркадину, еще купчиху Круглову в «Не всё коту масленица».
– Гмм… понятно.
Повернулся и пошёл. За ним уже закрывалась дверь, и
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!