Сталинград - Энтони Бивор

Степь в междуречье Дона и Волги, в летнюю засуху твердая как камень, позволяла двигаться с предельной скоростью. Командиры танков стояли в люках башен, в очках-«консервах», чтобы защититься от пыли, и пристально смотрели вперед, чтобы не пропустить овраги и балки, которые могли не заметить механики-водители. На протяжении первых 20 километров танкисты практически не встречали никаких признаков присутствия неприятеля. Слабо пересеченная местность – степь, заросшая сухой, жесткой травой, – казалась абсолютно пустынной.

Солнце еще не поднялось в зенит, когда генерал Хубе после непродолжительных переговоров по рации приказал своему штабу остановиться. Механики тут же заглушили двигатели – экономили горючее. Вскоре послышался гул мотора маленького самолета. В небе появился связной «физелер-шторх». Покружив в воздухе, он приземлился рядом с колонной. Летчик выбрался из кабины и решительно направился к танку Хубе. Это оказался сам генерал фон Рихтгофен, недавно назначенный командующим 4-м воздушным флотом. Он никогда не скрывал свое пренебрежительное отношение к наземным частям. «Генерала Паулюса тревожит его левый фланг»,[210]– записал в дневнике Рихтгофен всего за три дня до этого. У Паулюса были для того основания, а самого Рихтгофена крайне раздосадовала директива, гласящая, что отныне главной задачей люфтваффе является уничтожение русских танков.[211]Летчики-истребители считали стрельбу по наземными целям ненужной и к тому же рискованной работой. В ней не было утонченного артистизма воздушного боя, в то же время любой русский пехотинец, паливший в воздух из простой винтовки, мог случайно сбить самолет.

Рихтгофен, бывший из-за жары в одной рубашке, со сдвинутой на затылок фуражкой, сухо поздоровался с Хубе. Потом он сказал, что по приказу ставки фюрера все силы 4-го воздушного флота переброшены под Сталинград, чтобы помочь окончательно разгромить русских. «Воспользуйтесь этим случаем, – закончил Рихтгофен, обращаясь к Хубе. – Вас будут поддерживать 1200 самолетов. Завтра я уже не смогу обещать вам так много».[212]

Днем танкисты, щурясь на ярком солнце, увидели в небе волны бомбардировщиков – «Юнкерсы-88» и «Хейнкели-111», а также эскадрильи «штук», летящих к Сталинграду.[213]Возвращаясь назад, пилоты включали сирены, приветствуя наступающие части. Танкисты с воодушевлением махали им руками. Вдалеке уже были видны столбы дыма, поднимающиеся над городом, который штаб 6-й армии в пропагандистском рвении окрестил городом Сталина, тем местом, откуда началась красная революция.[214]

Для жителей Сталинграда воскресенье 23 августа стало днем, который они никогда не забудут.[215]Их прекрасный город с зелеными парками вдоль крутого правого берега Волги и высокими белыми жилыми зданиями, которым сталинградцы так гордились, превратился в преисподнюю.

Громкоговорители, закрепленные на фонарных столбах, повторяли одно и то же: «Граждане, в городе объявлена воздушная тревога. Внимание! Граждане, воздушная тревога…»[216]Люди и прежде неоднократно слышали сообщения о воздушных налетах, но до сих пор большого ущерба они не наносили. И на сей раз вначале лишь немногие отнеслись к предупреждению серьезно. Хуже всех пришлось тем, кто отправился провести выходной день на Мамаев курган, где практически негде было укрыться. И внизу, на широких проспектах, идущих вдоль Волги, жители города и множество беженцев, приехавших в Сталинград из прилегающих к нему районов, не могли найти убежище, если не считать траншей во дворах и парках, выкопанных по распоряжению домоуправлений.

Налетающие волнами самолеты Рихтгофена начали ковровые бомбардировки не только промышленных районов, но и всего города,[217]как сказал один студент, очевидец этого налета. Знакомясь с описанием разрушений, выпавших на долю Сталинграда, трудно представить себе, как кто-то из тех, кто не находился в бомбоубежище, мог остаться в живых. На деревянные дома на юго-западной окраине города пролился дождь зажигательных бомб. Все они сгорели дотла. Ближе к набережным великой реки остались стоять остовы многоэтажных жилых зданий, но все перекрытия обрушились. Многие здания частично обвалились. Кругом полыхали пожары. Матери прижимали к груди мертвых детей… Дети пытались поднять с земли своих убитых матерей… Сотни семей были погребены заживо под грудами обломков.

Одному немецкому летчику, чей самолет был подбит зенитной батареей, удалось выпрыгнуть с парашютом, но ветер отнес его прямо на полыхающий дом. Сталинградцы, которые видели, как он погиб, были настолько потрясены всем происходящим вокруг, что даже не смогли найти удовлетворения в справедливости такого возмездия.

Нефтехранилища на берегу Волги тоже горели. Огненный столб поднялся в небо почти на 599 метров, и в течение многих следующих дней черный дым был виден на 350 километров вокруг. Пылающая нефть разлилась по Волге. В результате бомбежек были перебиты телефонные кабели, разрушен водопровод. Несколько бомб упало на центральную городскую больницу. Почти все стекла в окнах вылетели, больных сбрасывало с коек. В их числе была 14-летняя Нина Гребенникова, получившая травму позвоночника неделей раньше при взрыве бомбы, упавшей рядом с цистерной нефтехранилища. Напуганный бомбежкой персонал разбежался, бросив пациентов. Больные на пять дней остались без еды и медицинской помощи.

Одна женщина, оказавшаяся на открытом месте вместе с дочерью, у которой вследствие контузии парализовало ноги, была вынуждена буквально тащить девочку на себе домой под бомбежкой.[218]Поскольку все мужчины были призваны в армию, ликвидировать жуткие последствия этого авианалета пришлось женщинам. Они же хоронили мертвых. Жена Виктора Гончарова с помощью 11-летнего сына Николая предала земле тело своего отца прямо во дворе многоквартирного жилого дома, разрушенного прямым попаданием бомбы. «Прежде чем засыпать могилу землей, – вспоминал впоследствии Николай, – мы поискали его голову, но не нашли».[219]Свекровь Гончаровой, донская казачка, в хаосе бомбежки потерялась. Пожилой женщине каким-то образом удалось пережить весь ужас следующих месяцев. Воссоединилась семья только после окончания войны, почти через три года.

Воздушный налет на Сталинград, самая массированная бомбардировка на Восточном фронте, затмил многие предшествующие «подвиги» Рихтгофена. Его, пожалуй, можно сравнить с Герникой.[220]В тот день авиация 4-го воздушного флота совершила свыше 1600 самолето-вылетов и сбросила 1000 тонн бомб, потеряв всего три машины.[221]По некоторым оценкам, в Сталинграде находилось почти 600 000 человек, и около 40 000 погибли в течение первой недели бомбардировок.