Восемь с половиной часов - Игорь Анатольевич Верещенский

– О, смотри-ка, дополз-таки до двери, – сказал он якобы безразлично, – хороший замок здесь, да? Захлопывающийся, а открывается с обеих сторон только ключом, – он казался в хорошем расположении духа, и его бодрый тон предполагал, что разговор должен затянуться. – Здесь ты несколько неуместен, – добавил он, подошёл к Вадику и немного пододвинул его к правому косяку, чтобы дверь могла свободно открываться, и снова усадил. Вадик ощутил мерзкий горький запах, исходивший от него. – Хороший я препарат придумал, правда? Полностью парализует, но человек при этом всё чувствует, и делай с ним, что хочешь! – Последние слова он произнёс радостно и словно смакуя. – Что–то ты удивительно неразговорчив. Съёшь-ка вот это, – старик достал из внутреннего кармана тёмную пилюлю величиной с ягоду крыжовника и положил Вадику в рот. Она оказалась сладкой, а вот секундного прикосновения пальцев старика до губ хватило, чтобы ощутить солёный привкус, – это развяжет тебе язык, но не более.

Он отошёл к столу, заботливо отодвинув колбу подальше от края, и задумался, глядя в окно. Через несколько минут он заговорил уже более серьёзно:

– Химия – великая наука, не так ли? С помощью неё можно достигнуть многого, – он обернулся к Вадику, взглянул на колбу. – Это хороший препарат, сильный, вколол я тебе его же, но при внутреннем применении один недостаток у него – действие быстро заканчивается. Так что уж извини, пришлось вот поставить тут… Надеюсь, ты хорошо провёл ночь, – старик медленно двинулся вокруг стола. – Здесь так тихо, никто не мешает размышлять… Я не люблю шумные города. – Увидев паутину на окне, он недолго смотрел на неё, потом продолжил: – А раньше здесь было людно. И лаборатория эта была наполнена смыслом и действием… Да, время летит, но не для меня! – В голосе появилось торжество. – Теперь-то я наконец смогу закончить то, что начал, когда твоей бабушки ещё и в помине не было! А на это ушло больше времени, чем я предполагал, ну ничего, я ещё смогу наверстать упущенное, – торжество сменилось некоторым огорчением, но винил он в нём точно не себя, – Бывали времена, когда людей сюда доставляли эшелонами. А теперь приходится добывать вас с таким трудом. Ваша власть совсем безмозглой стала…

Пока старик предавался воспоминаниям, Вадик ощущал, как мышцы гортани постепенно обретают твёрдость, вскоре он смог наконец сглотнуть слюну, что вряд ли когда-либо делал с подобным наслаждением. Языку вернулась способность поворачиваться, пусть и очень медленно, и он сипящим голосом выдавил:

– Хде… хде Таня?

– О, вот ты и заговорил! – Воскликнул старик, вернувшись к реальности. – На счёт Тани не переживай, и на счёт своего дружка тоже. Они в безопасности, в большей, чем ты можешь представить. Им скоро вообще ни о чём не надо будет думать, и твоему дружку Тимофею – в первую очередь. Что может быть лучше? Мысли доставляют нам столько мучений. Что же все люди так ценят эту жалкую способность осознавать, если большинство из них даже не способны как следует ею воспользоваться? Вся их разумная жизнь сводится к удовлетворению первичных инстинктов. И лишь единицы могут применять её в полной мере, – старик явно намекал на себя, – а тут – несколько часов испытаний, и вот, у тебя в голове уже ни одной мыслишки! Я вот думаю, кого следующим отправить – тебя или девку? Впрочем, я не об этом собирался с тобой говорить. Живо выкладывай, что ты знаешь о Михаиле Панине?

С каждой минутой к мышцам рта и гортани возвращалась подвижность, и Вадик решил попробовать не сдаваться так быстро.

– Дай воды…

– Ответишь – дам. Отвечай на вопрос! Иначе тебе придётся выпить вот это, – он указал на колбу.

Вадик уже понял, что старик, поддаваясь собственному тщеславию, не терпит никаких пререканий, но тем не менее, у него есть некоторые ценности, темы, которые лелеют его самолюбие и которые он не сможет обойти. У любого человека найдётся слабое место, его только надо отыскать. А дальше все дёло в самообладании, которого старику явно не мешало бы поприбавить.

– Что с Тёмой?

– Послушай, маленький щенок, здесь я задаю вопросы! – От спокойствия не осталось и следа, – и если ты и дальше будешь молчать, то очень скоро испытаешь на себе то, что испытал твой Тёма! Радуйся, что ты можешь ещё быть мне полезен сейчас.

– Михаил Панин – автор статьи, которую я прочёл о школе, – пробормотал Вадик, решив выдавать информацию дозировано.

– Это я уже слышал!

– Больше я о нём ничего не знаю! Почему вы о нём спрашиваете?

– Почему?! – Взревел старик и быстрыми шагами, обогнув стол, подлетел к нему, – вот почему!

Он поднял правый рукав, и Вадик увидел на том месте, где у нормальных людей обычно запястье и косточка, огромную, обросшую вокруг всей кости синюю шишку с несколькими венами на поверхности. Она, по-видимому, деформировала сустав, так что шевелить получалось пальцами, но никак не кистью руки, которая была неестественно повёрнута в сторону. Теперь Вадик вспомнил ещё подробность – как странно держал старик поднос с чаем. Он ощутил гнилостный запах, и его бы стошнило, если бы было чем. Старик отошёл обратно к столу и отвернулся.

– Этот мерзавец сбежал от меня! Удрал прямо через окно, и в добавок наградил меня вот этим, когда я пытался поймать его! – Нахлынувшие воспоминания только разбудили давнюю обиду, так и не утихшую.

Вадик не выдержал и наконец осмелился озвучить давно терзающий его вопрос:

– Кто вы? Директор?

Старик обернулся с торжествующим видом, злость сменилась гордостью за собственные заслуги, как будто кто-то знал о них. Его настроение менялось с удивительной быстротой, но непредсказуемым его нельзя было назвать.

– Да, мальчик, я директор, Ярослав Карлович! – Проговорил он и добавил со злобной усмешкой: – приятно познакомиться! Удивительно, правда? А знаешь, сколько мне лет?

Вадик ожидал, что ответ последует незамедлительно, но старик молча глядел на него. Пришлось угадывать:

– Сто?

– Почти верно. Несколько больше. И смотри, я всё ещё нахожусь в здравом уме и твёрдой памяти, и всё ещё хожу! Теперь ты понимаешь, что потеряли эти идиоты, когда не дали мне возможности закончить начатое?

– Ты разваливаешься, – заметил Вадик, не сдержавшись, – они потеряли возможность терять свои части тела тут и там, как ходячие мумии…

Ярослав Карлович уставился на Вадика, не ожидая подобной дерзости. Буравя его взглядом несколько секунд, он решительно подошёл к нему и ударил по щеке со всей силой, какая только оставалась в его костлявой руке.

– Не смей разговаривать со мной таким тоном! – Шипел он, наклоняясь к нему, – ты не представляешь, сопляк, каких