Смерть на кончике хвоста - Виктория Платова

На Марголиса она даже не взглянула. Реакция Воронова, вотчто интересовало ее. Конечно, он мог отказаться и без всякого зазрения совестиприсвоить ее собственную историю. Идеи носятся в воздухе, тут ушлый СеменБорисович прав. А что касается армии дешевых беллетристов — они уже давнонаучились красть и перелицовывать написанное до них. Но Воронов! Воронов — недешевый беллетрист, в нем есть стиль, а стиль предполагает отсутствие вероломства.Нет, он не будет тащить сюжет, как тащат апельсин с лотка.

— Вы позволите? — снова переспросила Наталья.

Марголис не удержался и захохотал.

— Что именно Володенька должен вам позволить?

— Принять участие в разработке… В обсуждении… —Господи, зачем ей это нужно? Неужели только для того, чтобы уподобиться«сыщикам по случаю», как называет их Воронов?

— Что скажешь, Володенька?

— Ну, не знаю…

— Я не буду вам мешать. Мне просто интересно, как выповернете ситуацию. Я ведь тоже могу подсказать что-нибудь. А на авторство ифамилию на обложке я претендовать не буду. Обещаю.

— Она обещает! Ты слышишь, Володенька, она обещает!Почему бы тебе не согласиться?

Глаза подвыпившего Марголиса затянулись плотоядной пленкой:отличный ход, девочка, лучше и придумать невозможно. Уж поверь мне, доступ ктщедушному тельцу писателя хотели получить многие экзальтированные особы,променявшие Жоржа Сименона на Владимира Воронова. Но еще никому из них неудавалось заинтересовать его. А тебе удалось, и к тому же таким изысканнымспособом.

— Ну хорошо, — сдался наконец Воронов. —Хорошо. Завтра с девяти пятнадцати до десяти вечера.

С девяти до десяти вечера — в тот благословенный период,когда он работал над книгами, — у Воронова был час отдыха. Час отдыхавключал в себя стакан кефира, прием таблеток и сорокапятиминутную релаксацию натахте. Теперь от релаксации придется отказаться.

— Я буду… Завтра. С девяти пятнадцати до десяти.

— Не смею больше задерживать.

— Да… Я понимаю… Была рада познакомиться, Владимир…Владимир Владимирович.

Наталья поднялась и направилась к двери. Впрочем, теперь этомало интересовало Воронова. Для почетного эскорта существует Марголис, он ипроводит богатую мерзавку домой. Странно, но в этой дряни с верхнего этажа естьсвое рациональное зерно. И сегодняшний вечер можно считать удачным. Он получилотправную точку будущей книги, не прилагая к этому никаких усилий. Это было то,что он так долго, так тщетно искал. Жаль, что приходится быть обязаннымнеожиданным просветлением совершенно постороннему человеку. Но и эти проблемылегко утрясаются: несколько вечеров — больше она при его хамской мизантропии невыдержит; пара-тройка озвученных идей. Пара-тройка сюжетных поворотов — еесобственных в том числе, — у любого, даже не самого симпатичного, человеканельзя отнимать иллюзию причастности к творчеству. Хитрая лиса Семен Борисович,не один раз полинявшая в предбанниках многочисленных издательств, называет этомастер-классом.

Мастер-класс так мастер-класс.

Но главное — почистить машинку, обновить запасы бумаги,приготовить теплое белье и теплые носки. И закупить продукты на две недели:раньше он из квартиры не выйдет.

И все.

И можно отчаливать.

Это только у Марголиса существует дурацкая теория, что людипишут по нескольким причинам: от скуки, по глупости, из-за денег или из-занепомерного тщеславия. На самом деле люди пишут из-за врожденной страсти кпутешествиям. Что есть книга, как не путешествие? Как не бесцельноепутешествие, странствие ради странствия? Причем путешествие с максимальнымкомфортом: ты видишь только то, что хочешь видеть; ты просишь воды и вина утого, кого сам же и создал. Ты движешь рукой убийцы и с легким сочувствиемподталкиваешь его в жернова правосудия. Даже раны на теле жертв расположены вточном соответствии с твоим знанием анатомии. Твоим, а не бородатогогрузина-патологоанатома из районного морга…

Воронов вздохнул.

Вполне приличная тронная речь. Годится как тезисы к лекции вЙеле. На кафедре славистики. Год назад его приглашали прочесть курс лекций. Нев Йеле, конечно, — в не самом престижном канадском университетике, кафедралитературы которого специализировалась на массовой культуре. Воронова уверили,что климат там вполне питерский, никаких азиатских и латиноамериканскихэпидемиологически-болезнетворных неожиданностей. Но все забуксовало ивпоследствии сошло на нет — только потому, что Воронов панически боялсясамолетов. А другим способом до Канады не добраться. Как оказалось.

Пока он меланхолично размышлял об этом, вернулся Марголис ивылакал остатки коньяка.

— Вечер удался, — самодовольно заявил Марголис.

— Ты думаешь?

— Я вижу. Похоже, что выход из кризиса оказался менееболезненным, чем я ожидал. И к тому же — увитым чайными розами. Божий промысел,да и только.

— У меня кончается бумага. Осталась пара пачек…

— Завтра привезу тебе еще. Будешь ваять эту собачьюисторию?

— Еще не знаю, — слукавил Воронов. — Можетбыть. Замысел мне нравится. Попробую сделать несколько страниц, а тампосмотрим.

— Узнаю! — Марголис молитвенно прижал руки кгруди. — Узнаю автора прославленных детективов, сурового гениярасчлененки, певца цианидов и серной кислоты! Завтра же звоню в издательство иберу у них аванс!

— Что, поиздержался, стервец? — вялопоинтересовался Воронов. — Бабы последние кальсоны на сувениры растащили?

— Смотришь в корень, — продолжал веселитьсяМарголис.

— Это не я смотрю. Это они смотрят. Бабы.

— Так я звоню в издательство?

— Звони, черт с тобой.

— А как тебе эта экзотическая птичка? — решивпроизводственные вопросы, Марголис с ходу переключился на личные. —Канареечка. Лирохвост. Колибри-эльф…

— Не такая уж и экзотическая. Экзотика, это, знаешь ли,мисс Тринидад и Тобаго: сто двадцать килограмм живого веса. Не считая кувшинана голове.

— А, по-моему, она тоже ничего, хотя и вполовинуменьше. Глазки поблескивают, волосики поблескивают, пальчики — как у звездынемого кино. И ротик — в меру незинный, в меру порочный… Жаль, что в свитеребыла — номер груди за скобками остался. Но размер на второй, я думаю, потянет.

— Он что, имеет принципиальное значение — размер груди?

— Нет, но кое-что определяет. — Марголис ужеоседлал любимого конька и теперь весело размахивал эротической шашечкой.

— Интересно, что?

— Поверь моему опыту — чем меньше грудь, тем стервознеебаба.

— Слушай, давай не будем заострять на ней внимание.