Трактир "Ямайка" - Дафна дю Морье

— И когда вы услышали один из его снов, то заперлись у себя в спальне на четыре дня, так что ли? — спросил Джем.

— Так оно и было, — ответила Мэри.

Он вдруг перегнулся через нее и отобрал вожжи.

— Вы не смотрите, куда едете. Я говорил вам, что этот пони никогда не спотыкается, но это не значит, что его нужно направлять на кусок гранита размером с пушечное ядро. Дайте-ка лучше мне.

Мэри откинулась назад и предоставила Джему править. И правда, она была невнимательна и заслужила упрек. Пони ускорил шаг и пошел рысью.

— Что вы собираетесь делать? — спросил Джем.

Мэри пожала плечами.

— Я еще не решила, — сказала она. — Приходится считаться с тетей Пейшенс. Не думаете ли вы, что я собираюсь поделиться с вами своими планами?

— Почему бы и нет? Я Джоссу не защитник.

— Вы его брат, а для меня этого достаточно. В этой истории много пробелов, и вы прекрасно вписываетесь в некоторые из них.

— Думаете, я стану даром тратить время, работая на брата?

— Насколько я поняла, там не тратят времени даром. В его деле выгоды более чем достаточно, да и платить за товар не приходится. Мертвецы молчат, Джем Мерлин.

— Да, но мертвые корабли не молчат, когда садятся на мель при попутном ветре. Судно полагается на маяки, Мэри, когда оно ищет гавань. Вы когда-нибудь видели, как мотылек летит на свечу и опаляет крылья? С кораблем будет то же самое, если маяк фальшивый. Это может случиться один раз, два, может быть, три; но на четвертый раз мертвый корабль смердит до небес, и вся страна берется за оружие и хочет знать, почему это случилось. Сейчас мой брат потерял руль и сам несется на берег.

— Вы составите ему компанию?

— Я? Что у меня с ним общего? Пусть себе сует голову в петлю. Может, я время от времени и угощался табачком и перевозил грузы, но вот что я вам скажу, Мэри Йеллан, хотите верьте, хотите нет, как уж вам заблагорассудится: я никогда никого не убивал — пока.

Джем яростно щелкнул кнутом над головой пони, и животное понеслось вскачь.

— Там, впереди, брод — там, где изгородь сворачивает к востоку. Мы переедем через реку и спустя полмили выберемся на Лонстонскую дорогу. Тогда нам останется до города миль семь или чуть больше. Вы не устали? — Она покачала головой. — В корзинке под сиденьем — хлеб, сыр, парочка яблок и несколько груш. Вы скоро проголодаетесь. Так значит, вы думаете, что я устраиваю кораблекрушения, а сам стою на берегу и смотрю, как тонут люди? А потом, когда утопленников раздует от воды, обшариваю их карманы? Прелестная картина.

Джем смотрел на Мэри сверху вниз, полупрезрительно, полунасмешливо, и смеялся над ней, как над бестолковым ребенком. Она ненавидела его за это. Потом девушка внезапно догадалась, какой вопрос сейчас последует, и ее рукам стало жарко.

— Если вы думаете, что я такой, то почему вы сегодня поехали со мной в Лонстон? — спросил Джем.

Он хотел поиздеваться над ней; уклончивый или сбивчивый ответ был бы для него триумфом, и она заставила себя ответить весело.

— Ради ваших прекрасных глаз, Джем Мерлин, — сказала Мэри. — Я еду с вами только из-за этого. — И она смело встретила его взгляд.

Джем засмеялся, покачал головой и снова принялся насвистывать; и сразу же между ними возникли непринужденность и некая мальчишеская фамильярность. Самая смелость ее слов обезоружила его; он даже не подозревал, какая за ними таится слабость; в эту минуту они были просто товарищами, а не мужчиной и женщиной.

Они выехали на большую дорогу, и повозка бодро катилась за идущим рысью пони, а позади цокали копытами две краденые лошади. Тучи ползли по небу, низкие и грозные, но пока что изморось из них не сыпалась, и холмы, вздымавшиеся в отдалении над пустошью, не были подернуты туманом. Мэри подумала о Фрэнсисе Дейви, викарии из Олтернана. Интересно, что он сказал бы, услышав ее рассказ. Вряд ли снова посоветовал бы Мэри выжидать. Да уж, вряд ли викарий обрадуется, если она вдруг ворвется и испортит ему Рождество. Мэри представила себе тихий дом священника, мирный и спокойный посреди небольшой деревни, и высокую колокольню, которая, как страж, возвышается над крышами и трубами.

Олтернан был для нее небесами обетованными — само название его уже успокаивало, — а голос Фрэнсиса Дейви означал безопасность и забвение тревог. Была в священнике некая странность, волнующая и приятная. Все выглядело необычно: картина, которую он написал; то, как он правил лошадью; и как он прислуживал ей, искусно храня молчание; но самой странной была сумрачная и угрюмая тишина его комнаты, не несшей на себе ни единого следа личности хозяина. Викарий казался тенью человека, и теперь, когда его не было рядом, ему недоставало реальности. Он не обладал мужской агрессивностью сидящего рядом с ней Джема; он был существом без плоти и крови: два бесцветных глаза и голос в темноте, и только.

Пони неожиданно заартачился в проломе изгороди, и громкое проклятие Джема грубо прервало ее тайные размышления.

Мэри решила прощупать почву.

— Здесь есть где-нибудь церкви? — поинтересовалась она. — Последние месяцы я живу как язычница, а мне это очень не нравится.

— Эй ты, выбирайся, чертов дурень! — кричал Джем, раздирая удилами лошадиные губы. — Ты что, хочешь нас опрокинуть в канаву? Церкви, говорите? Какого дьявола я должен знать о церквях? Я только один раз был внутри храма, да и то меня мать внесла туда безымянного на руках, а оттуда я вышел уже крещенным. Я вам ничего не могу на этот счет рассказать. Уверен, что священники держат золотую утварь под замком.

— Кажется, в Олтернане есть церковь? — спросила Мэри. — Туда можно дойти пешком от трактира «Ямайка». Неплохо бы мне сходить завтра.

— Гораздо лучше съесть рождественский обед со мной. Я не могу предложить вам индейку, но всегда можно поживиться гусем у старого фермера Такетта в Норт-Хилле. Он совсем ослеп и ничего не заметит.

— Вы не знаете, у кого приход в Олтернане, Джем Мерлин?

— Нет, не знаю, Мэри Йеллан. Я никогда не водился со священниками, и вряд ли мне это предстоит. Забавная они порода. Когда я был мальчишкой, в Норт-Хилле жил один священник; он был очень близорук, и говорят, однажды в воскресенье он куда-то не туда поставил церковное вино и вместо него давал прихожанам бренди. Вся деревня прослышала об этом, и представьте, церковь оказалась так набита, что преклонить колени было негде; люди толпились вдоль стен, дожидаясь своей очереди. Пастор не мог понять, в чем дело: у него в церкви никогда не бывало столько народа; он поднялся на кафедру с сияющими из-за очков глазами и произнес проповедь о стаде, вернувшемся в овчарню. Брат Мэтью рассказал мне эту историю; он дважды подходил к алтарю за причастием, а пастор и не заметил. Это был великий день в Норт-Хилле. Вытаскивайте хлеб и сыр, Мэри, у меня брюхо подвело.

Мэри покачала головой и вздохнула.

— Вы хоть раз в жизни отнеслись к чему-нибудь серьезно? — спросила она. — Неужели вы никого и ничего не уважаете?