Галерея аферистов. История искусства и тех, кто его продает - Филип Хук

«Пьета» Микеланджело: даже Даниэль Вильденстейн не решился ее продавать

Если бы Вильденстейны не придерживались строгих нравственных принципов, то ведение дел и установление авторства тех картин, что они продают, могли бы вызвать конфликт интересов. Но Даниэль объясняет, как именно он соблюдает «принцип взаимозависимости и взаимоограничения законодательной, исполнительной и судебной власти», чтобы уменьшить остроту этого конфликта: «Вот что я не делаю никогда: я никогда не говорю владельцу, что меня заинтересовала его картина, не упомянув, что включу ее в свой каталог-резоне. Но даже тогда я не предлагаю купить картину. Я говорю ему, что заинтересовался, но советую ему осведомиться о ценах в других местах и только потом уж приходить ко мне. Если я хочу приобрести картину, то предлагаю ему немного больше, чем те цены, что ему назвали». Циник мог бы весьма колко возразить: а как же те случаи, когда вы не принимаете работы, предложенные другими торговцами и признанные ими подлинными? Это сложный вопрос, но мой опыт свидетельствует, что Институт Вильденстейнов почти всегда устанавливает авторство правильно, может быть, чаще, чем другие эксперты. Тем не менее прочность китайской стены между институтом и фирмой постоянно приходится перепроверять.

За столетие с лишним Вильденстейны привыкли вращаться в самых изысканных кругах. Они предлагают лучший товар, не важно, картины это или скаковые лошади. Невероятную, но, по-видимому, правдивую историю Даниэль Вильденстейн приводит о своих коммерческих переговорах с папой римским Павлом VI. Его Святейшество взволновал рост цен на художественном рынке и, соответственно, увеличение стоимости Ватиканской коллекции. Можно ли примирить такое богатство с миссией церкви, заключающейся в том, чтобы облегчать страдания бедных и обездоленных? Папа пригласил Даниэля Вильденстейна якобы для того, чтобы обсудить с ним перспективы продажи «Пьеты» Микеланджело. Обнаружив похвальную сдержанность, Вильденстейн стал отговаривать папу от подобного шага. Наверное, это решение далось ему нелегко. Впрочем, не исключено, что так он повел себя только потому, что, потрясенный важностью поручения, заранее отказался от комиссионных за свои услуги. «Еврей продает „Пьету“ Микеланджело? – воскликнул Даниэль. – Да меня же за это распнут!» Папа благодушно улыбнулся: «И вы будете не первым распятым евреем».

Жизнь и карьера Поля Дюран-Рюэля изобилует парадоксами. Он всячески защищал и пропагандировал наиболее передовое, авангардное художественное течение, но при этом придерживался глубоко реакционных политических взглядов. Отличаясь искренней религиозностью, он был готов почти на все ради прибыли. Он неизменно выступал как глубокий, утонченный и бескорыстный художественный критик, но показал себя беззастенчивым манипулятором на аукционном рынке. Без сомнения, альтруистически поддерживая умирающих от голода импрессионистов, он вместе с тем пытался навязать им контракты, наделяющие его исключительными правами и далеко не всегда приносящие им финансовую выгоду. Обладая истинно аристократическим высокомерием и презирая вкус толпы, он все же не отказывался торговать предметами искусства, угождающими ее вкусу, когда надеялся на этом заработать. И если верить Арнольду Беннетту, который навестил к тому времени достигшего известности торговца в 1911 г., он прекрасно разбирался в изобразительном искусстве, но решительно ничего не понимал в прикладном: его квартиру украшали прекрасные картины, но мебель в ней повергала в ужас.

Ни один торговец не принимал столь живого участия в том художественном движении, которому покровительствовал, сколь Поль Дюран-Рюэль – в импрессионизме. Для художников-импрессионистов он был защитником и популяризатором, помощником и финансистом. Он был первым торговцем картинами, без которого вся история искусства могла бы если не сложиться иначе, то, по крайней мере, серьезно замедлиться. На портретах он, как ни странно, предстает эдаким бравым воякой, совершенно лишенным того блеска и яркости, что, казалось бы, должны быть свойственны наиболее знаменитым представителям его ремесла. Арсен Александр, восхваляя его достижения, описывал его как «человека среднего роста, с коротко стриженными седыми волосами, с круглым, гладко выбритым лицом, на котором выделялись усы щеточкой и густые кустистые брови, придающие его лицу серьезное, вопрошающее выражение». Дюран-Рюэль идеально опровергает мнение, согласно которому сторонники нового искусства непременно должны быть такими же радикалами в политике, как в живописи. Этот страстный приверженец художественного новаторства был ярым католиком и убежденным консерватором, пламенно желавшим реставрации во Франции монархии. Поэтому-то Эмиль Золя в 1886 г. пренебрежительно писал о нем: «Маленький безбородый человечек, холодный и неэмоциональный, опекаемый клерикалами».

Если проанализировать политические убеждения тех, кто сегодня торгует картинами, окажется, что они придерживаются скорее правых убеждений, ведь их ремесло есть разновидность коммерции, а прибыль обыкновенно лучше защищают правые правительства. Даже те, кто сегодня, в XXI в., находится в авангарде современного искусства, как правило, не исповедуют яростно левых взглядов. Однако отчасти эта ситуация отражает изменения в восприятии авангарда, который успел стать своего рода новым консерватизмом. Сейчас все ожидают от искусства, что оно будет новым и дерзким, в этом отношении в нем нет больше ничего революционного. Однако во времена Дюран-Рюэля общественный климат был совершенно иным. Дюран-Рюэль был первым торговцем картинами, если угодно, арт-дилером, в современном смысле слова и вел ожесточенную и на первый взгляд безнадежную войну против устарелых, закоренелых ретроградных суждений о том, как должна выглядеть картина. Дюран-Рюэль поставлял на рынок новое, шокирующее искусство. Возможно, Ренуар не ошибался, говоря: «Нам требовался твердолобый реакционер, чтобы защитить наше творчество, которое устроители Салона называли революционным. По крайней мере, Дюран-Рюэль не принадлежал к числу тех, кого они расстреляли бы как коммунара». Ренуар точно указал и на другую удивительную черту его характера – смелость: «Этот уютный буржуа, почтенный муж и отец семейства, верный монархист и добрый католик в душе был отчаянным игроком, готовым все поставить на карту».

Поль Дюран-Рюэль: человек, исполненный противоречий

Дюран-Рюэль нисколько не скрывал своих взглядов на ведущую роль элиты и приверженности аристократическим ценностям и полагал, что именно насаждаемая политика равенства не позволяет большинству понять, чем так хорошо новое искусство. «Сегодня, в правление демократии, именно публика решает, что хорошо и что дурно в искусстве, и выступает законодательницей мод, а поскольку публика совершенно невежественна во всем, и особенно в искусстве, то любит только пошлое и заурядное, ибо лишь пошлое и заурядное в состоянии понять. Таков роковой порок нашей системы парламентаризма и всеобщего избирательного права». Его политические взгляды и коммерческая деятельность зиждились на столь неколебимом и прочном основании, как вера. «Очень часто вечером, накануне заключения какой-либо рискованной сделки, я захожу в церковь, которая оказывается по пути, и молю Господа о помощи, и Господь всегда снисходит ко мне», – писал он. Точно ли Господь Бог столь склонен в первую очередь услышать молитвы торговцев картинами – спорный вопрос. Может быть, реже, чем молитвы футболистов, но чаще, чем молитвы агентов по продаже недвижимости или банкиров? В 1870-1880-е гг., когда на долю Дюран-Рюэля выпало немало черных дней, он, вероятно, не раз усомнился в том, насколько угоден Господу Богу. В конце концов, Господь, может быть, не так уж хорошо разбирается в искусстве, но знает, что Ему нравится, а нравятся Ему импрессионисты.