Покушение - Александр Беляев

Освободившись от парашюта, Политов выбрался на сухое и огляделся по сторонам. Было темно. Но не так, как казалось сверху. Он различил черные силуэты отдельных деревьев и поблескивающую между кустами воду, отражающую меркнущий свет затухающей вечерней зари. Его охватило беспокойство: цело ли оружие и снаряжение. Ощупал себя. Гранаты, компас, ракетница, автомат, рожок с патронами — все было на месте. И сразу же двинулся вперед, на восток, как приказывал обер-лейтенант. Он не шел. Он почти бежал, проваливаясь в ямы, залетая в трясину, спотыкаясь о кочки, беспрестанно натыкаясь на кусты и валежник. Несколько раз сверял свой путь с компасом и бежал дальше. В ручей он шагнул, как на спасительную тропу, и не выходил из воды до самой мельницы. Он знал, что сильно шумит. Но знал и то, что за ними никто не следит. Стало быть, опасаться было нечего. А бежать по воде было легче и проще.

От мельницы к мосту все полтора километра лежали по той же болотине. Но Политов и их преодолел одним броском. Однако, как ни старался держать курс по компасу, к мосту не вышел. А уткнулся неожиданно в узкоколейку с натянутым над ней тросом. И сразу сообразил, почему немцы не дали им карт. Выбросили их на какой-то полигон. Об этом он догадался, еще влетая то тут, то там в многочисленные воронки, залитые водой. Но был этот полигон, судя по всему, невелик. И погляди он на карту, ни за что не стал бы заворачивать туда да сюда. А пошел бы к мосту сразу напрямик. Но этого-то и не хотели проверяющие. Им надо было узнать, как они оба ориентируются на местности…

В своей догадке Политов убедился окончательно, когда, свернув по узкоколейке направо, метров через двести вышел на мост. Все тот же ручей, по твердому песчаному дну которого он так безошибочно добрался до мельницы, неторопливо бежал и под мостом. Политов, не без удовольствия отметив это про себя, с иронией подумал о своих наставниках: «Все по себе меряют, сами с дороги на шаг боятся ступить, думают, что и для других тоже страшнее этого ничего нет. Да у нас за клюквой или на покосы разве по таким болотам ходят? Э-хе-хе!» На минуту мелькнула мысль: «Далеко теперь все это: и клюква, и черника, и голубика, и орехи, в таком изобилии родившиеся в лесах Северо-Западного фронта… И не увидит, и не попробует он их уже никогда. Потому что на всей той огромной и неимоверно богатой земле, на которой они произрастают как истинные и щедрые дары природы, для него, Политова, нет и не найдется и самого маленького местечка. Слишком уж много кровушки своих соотечественников он пролил с тех пор, как перешел на сторону своих нынешних учителей! Слишком много загубил жизней, доказывая преданность чужеземцам! И нет и не будет ему ни прощения, ни пощады от тех, среди которых родился и вырос. Да он и не собирался никогда к ним возвращаться, очень уж их боялся, ненавидел всей душой и прекрасно знал: на одной земле им вместе места нет. А стало быть, или им жить, или ему…»

Мысль эта пролетела сейчас над ним, как порыв ветра. И сразу же сменилась тревогой: «А где же машина? Неужели уже прошла?» Но, сообразив, что, кроме как по узкоколейке, протащить ее нигде невозможно, успокоился и стал ждать. Это продолжалось недолго. Трос над узкоколейкой неожиданно натянулся, и послышался характерный шум металлических колес, двигающихся по рельсам. А еще немного погодя из темноты выплыли три синеньких огонька. Политов достал гранаты. То ли на тележке по рельсам тянули машину, то ли макет машины — этого он не понял. Но, подпустив темный предмет, похожий очертаниями на ящик, метров на десять, бросил в него одну за другой обе гранаты и сам стремительно упал на землю. Взрывы последовали почти одновременно. Синие огоньки погасли. А на полотне появились, словно из-под земли, ростовые мишени. Политов дал по ним несколько очередей из автомата и по-рачьи попятился в ручей. Он посчитал, что задание выполнил. И по ручью, уже не торопясь, вернулся на мельницу. Но сигналить ракетами, как было приказано, ему не пришлось. Уже на подходе к мельнице его окликнул кто-то по-русски.

— Стой! Назовите себя! — потребовали из темноты.

— Политов я, — назвался он. И повторил: — Политов!

— Подходите сюда, господин Политов, — уже дружелюбней последовало из темноты.

Политов подошел к мельнице. Его осветили фонариком, пригласили пройти за ограду и провели на мельницу. Здесь, к удивлению Политова, в небольшой комнате, уставленной столами с телефонами и еще какими-то приборами, было светло. За столами сидело четверо офицеров. Старший из них, капитан, рассказывал что-то веселое. Остальные смеялись. Политов вошел и остановился у порога. Офицеры взглянули на него, и капитан что-то сказал. Лейтенант, встретивший Политова, тут же перевел:

— Проходите, господин Политов. Мы все знаем. Вы все сделали как надо.

Политов поблагодарил:

— Большое спасибо, герр гауптман, — сказал он, слегка поклонившись, снял с себя автомат, кобуру с ракетницей, сумку с ракетами и передал их стоявшему у дверей солдату.

Запищал телефон. Капитан взял трубку и с кем-то почтительно поговорил. Политов не понял из сказанного им ничего. Но так как капитан во время разговора то и дело оглядывался на него, сообразил, что разговор, очевидно, шел о нем.

Откуда-то с улицы в комнату зашел солдат с большим подносом в руках. В комнате сразу запахло чем-то вкусным. Солдат поставил поднос на стол и открыл его. На подносе лежали хлеб, нарезанный ломтями, колбаса, фляжка, ножи, вилки, стояли кружки. Лейтенант-переводчик сразу же принялся резать колбасу. А капитан взял фляжку, открыл ее, разлил по кружкам шнапс.

— Герр Политоф, битте! — жестом пригласил он Политова за стол.

Политов подошел, поблагодарил за честь, взял кружку, кусок колбасы, хлеб.

— За вашу победу, господа! — сказал он.

Лейтенант перевел. Немцы шумно поддержали тост, выпили. Переводчик наклонился к Политову, негромко сказал на ухо:

— Вами интересовался сам штрумбаннфюрер Скорцени. Наш капитан доложил ему, что вы в полном порядке. Сейчас мы дождемся вашего напарника и отправим вас в Берлин.

Политова так и подмывало спросить: «А как там все получилось у этого напарника?» Но он не спросил и лишь поблагодарил переводчика. Однако прошел час, а Дреер не вернулся. Офицеры выпили еще фляжку и съели еще круг колбасы. Дреера все не было. Тогда по приказу капитана солдат залез на мельницу и трижды выстрелил из ракетницы. И тогда, где-то далеко-далеко, может, у самой границы полигона, в ночном небе вспыхнули три ответных огня. Стало ясно — второй кандидат заблудился в болоте и ушел совсем не туда, куда было надо. Офицеры уже не улыбались, уселись по углам комнаты и курили. Солдат стрелял из ракетницы каждые полчаса. Но прошло еще не менее двух часов, пока Дреер добрался до мельницы. Он был совершенно измучен и еле стоял на ногах. У него забрали автомат, гранаты, ракетницу, и, не говоря ни слова, все вместе вышли из комнаты. Солдат запер дверь, и вся команда пошла, подсвечивая себе фонариками, по тропинке в сторону от ручья. Метров через триста вышли на поляну, на которой стояли два автомобиля. Трое немцев сели в один автомобиль, а двое русских и переводчик — в другой. Обе машины двинулись через поляну, выехали на дорогу, и скоро мельница и полигон остались далеко позади. В Берлин въехали на рассвете. Политова и Дреера развезли по гостиницам и предупредили, чтобы оба с утра после завтрака никуда из своих номеров не отлучались.