Последний свидетель. История человека, пережившего три концлагеря и крупнейшее кораблекрушение Второй мировой - Фрэнк Краке

не видел. Но как только команды уйдут, я тебя выгоню. Если эсэсовский доктор нагрянет с инспекцией, мне конец.

В лазарете Вима окутала невыносимая вонь. Он осторожно пробрался между трупов и ведер с экскрементами. Слева и справа стонали больные, тусклые глаза смотрели в никуда. В конце прохода он нашел нары, о которых говорил доктор. Вим забрался наверх, чтобы на него ничего не текло. У соседа на красном треугольнике была буква «Н», но он уже почти не мог говорить. Вим вытянулся и уставился в потолок. В этот момент его окружали тысячи людей, но он ощущал невыразимое одиночество.

На следующее утро сосед Вима был холодным, как ледышка. После восхода солнца пришла трупная команда забирать гниющие тела. Ночью Вим слышал глухие удары – соседи сталкивали тела умерших заключенных с нар. Он не мог заставить себя вытолкнуть мертвое тело. Вим помог заключенным положить его соседа на тележку, сохранив хоть какое-то достоинство.

За ночь в одном из больничных бараков умерло двадцать шесть человек. Из другого барака уже вынесли пятнадцать тел, а оставался еще один. Вим старался быть максимально полезным. Он помогал раздавать еду и вытирал полы.

На четвертый день к нему подошел один из санитаров. Его вызывает русский доктор. Прежде чем войти в кабинет, Вим осторожно посмотрел в щелку, чтобы убедиться, что там нет эсэсовца. Никогда не знаешь, какая ловушка тебя ждет.

– Внешняя команда ушла, – сказал доктор. – Можешь идти.

Вим вздохнул с облегчением.

– Тебе повезло. Позавчера этих бедолаг погрузили в вагоны и заставили стоять там сорок восемь часов. Поезд отправился лишь этим утром. Уж и не знаю, давали ли им есть или пить.

Вим знал ответ, но предпочел не думать об этом. Он сердечно поблагодарил доктора и направился к своему бараку. Там он тщательно вымылся и решил раздобыть себе новую одежду, потому что у него еще оставался небольшой запас сигарет. Весь день он провел в бараке, чтобы не испытывать судьбу.

На следующий день Вим в чистой одежде просто отправился в мастерскую и с невозмутимым видом доложил о себе капо.

– Что ты тут делаешь? Ты должен был находиться в поезде!

– Знаю, герр капо, но меня сочли негодным.

Капо с изумлением воззрился на него. Понятия «негоден» в лагере не существовало – только жив или мертв. Если находишься на грани смерти, тебя отправляют в Schonungskommando, а если уже почти мертв, то в Revier. Но негоден?! Капо дал Виму щетку и приказал мести вокруг здания. Эта работа заняла у Вима все утро. После обеда ему поручили измерять станки в мастерской. Вечером капо пришел с эсэсовцем.

– Голландец! – крикнул он.

Вим подбежал к нему, остановился на расстоянии трех метров, вытянулся и снял шапку.

– Häftling nr. 49019 meldet sich gehorsam. Заключенный номер 49019 по вашему приказанию явился, господин, – отрапортовал он.

– Голландец, за что ты оказался в лагере?

На одежде Вима все еще не было красного треугольника – только номер и буква «Н».

– Я не хотел работать на вас, – ответил он. – Вот почему меня арестовали.

– Тогда ты глупый голландец. Мы освободили вас от британцев.

На этот раз Вим разумно промолчал.

– Этот капо хочет избавиться от тебя, – сказал эсэсовец. – Знаешь, куда тебя отправят?

– Нет, господин, понятия не имею.

– На глиняный карьер. А ты знаешь, что это значит?

– Да, господин. Мне конец.

– Верно. Тебе конец. Хочешь работать?

– Да, я хочу работать.

– Тогда иди за мной.

Эсэсовец вышел из мастерской, ведя Вима за собой. Они прошли мимо построек, которые Вим никогда прежде не видел, подошли к деревянным баракам, выстроенным в ряд. Каждый был более сорока метров в длину и около десяти в ширину. Вход в них был отделан кирпичом с двумя большими деревянными дверями. Это были мастерские и гаражи, где обслуживали машины и грузовики компаний, сотрудничавших с СС. Охранник подвел его к капо, указал на него и объявил, что Вим будет работать в его гараже.

21

Кролики в концлагере

Нойенгамме, февраль-март 1945 года

В гараже Вим освоился быстро. Он отвечал за чистоту и порядок в гараже и вокруг. Он старался изо всех сил, чтобы никто не мог его упрекнуть. Вскоре он стал частью интерьера – к нему привыкли, и он старался не выделяться. Для охранников и эсэсовцев он был пустым местом. Когда он на время вышел пройтись по лагерю, никто ему и слова не сказал. Вим снова обрел некое подобие свободы – за колючей проволокой.

Когда его позвал эсэсовец, он собирал канистры, чтобы сложить их в углу. Офицеры сидели в гараже и обедали. Вим давно почувствовал, что они разогревали что-то вкусное в небольшой кастрюльке. Теперь она стояла посреди стола.

– Drecksack! Sauber machen! Засранец! Убери здесь!

Вим не сразу понял, чего от него ждут, и пошел за ведром. Приказ прозвучал снова, на этот раз более резко.

– Drecksack! Sauber machen! Засранец! Убери здесь!

Вим осторожно подошел, встал навытяжку, снял шапку. И тут старший офицер сунул ему в руки кастрюлю и жестом указал на небольшую кухню.

– Danke! – пробормотал Вим. – Спасибо!

С этими словами он скрылся за перегородкой. Он открыл кран и уже собирался сунуть кастрюлю под струю воды, как вдруг его взгляд остановился на дне. Коричневый слой был почти незаметен на черной эмали, но это был слой еды толщиной не менее двух сантиметров. Вим вытащил из кармана металлическую ложку и тщательно соскоблил этот слой, стараясь не шуметь. Гуляш! С кусочками мяса! Еда, достойная короля! Вим припомнить не мог, когда ел так вкусно. Мать его прекрасно готовила, и на ферме его хорошо кормили, но после четырех месяцев на хлебе и супе из брюквы эта жижа показалась ему вкуснее всего на свете. Вим глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Убедившись, что ничего не осталось, он тщательно вымыл кастрюлю, вытер ее кухонным полотенцем и поставил на полку. В гараже он продолжал свою работу. Боковым зрением он заметил, что эсэсовцы ушли. Кастрюли он мыл не раз, а порой ему перепадали и куски хлеба, которые можно было выменивать. Вскоре он обзавелся теплым свитером и раздобыл штаны нужного размера и без дыр.

Место, где он работал, граничило с небольшим лагерем, отделенным от остальной части. Здесь содержали французов, с которыми обращались не так жестоко в силу их политического или социального статуса. Когда было сухо и не слишком холодно, французы выходили подышать воздухом. Вим подметал вокруг гаражей, за колючей проволокой. Он попытался завязать разговор – шепотом, чтобы охранники не слышали. Некоторые французы говорили по-немецки. Виму больше всего хотелось узнать, что война почти кончилась. Французы иногда разговаривали с ним – все идет очень медленно, но верно, и русские на востоке очень продвинулись. Конечно, все это были только слухи, ничего определенного. И все же Виму иногда перепадали сигареты от французов.

Как-то ближе к вечеру Вим шел вдоль плаца и столкнулся с Дреесом из лагеря Амерсфорт. Выглядел он относительно хорошо. Они были рады увидеть друг друга и принялись рассказывать, что с ними происходило, когда они расстались. Дреес был опытным плотником, и ему повезло. В Нойенгамме его отправили в заводскую команду в Гамбург. В лагере он был уже десять дней, потому что во время налета завод разбомбили. Кормили там относительно неплохо, и спальные места были лучше, чем в бараках. С этого времени они стали встречаться постоянно. Когда Виму удавалось, он приносил Дреесу кусочек хлеба.

Вскоре после этой встречи в лагере произошло удивительное событие. Солнечным воскресным днем в середине февраля, когда температура была около нуля, на плацу было многолюдно. Был организован международный футбольный матч: Франция против России. Вим считал это пустой тратой времени. Он предпочитал шакалить по лагерю. Возле кухни двое заключенных из кухонной команды пытались затолкать внутрь тележку, груженную банками. Охранник был уже внутри. Один заключенный держал дверь, другой изо всех сил толкал тележку через порог. Вим сам не понял, как стащил две банки и спрятал их под курткой. Он спокойно пошел прочь, словно ничего не случилось.

Вим понимал, что, если его поймают,