Миф. Греческие мифы в пересказе - Стивен Фрай

Сама же Персефона… ну, похоже, ей в равной мере стала постепенно нравиться и ее жизнь внизу. Полгода она была не узницей Аида, а довольной царицей преисподней, возлюбленной спутницей, вместе с супругом повелевавшей краем смерти. На остальные полгода она превращалась в смешливую Кору плодородия, пыльцы, плодов и проказливости.

Мир обрел новый ритм.

Пока мужчины и женщины серебряного века привыкали к надрыву, усилиям и тяготам, какие стали, похоже, их общим уделом, боги продолжали размножаться. Гермес, стремительно выросший в пригожего, но вечно юного мужчину, вместе с нимфой ДРИОПОЙ заделал копытного бога природы ПАНА[121]. Втайне от Гефеста и Ареса он сошелся и с Афродитой, и союз этот был благословлен сыном совершенно сверхъестественного обаяния, названным в честь обоих родителей ГЕРМАФРОДИТОМ.

Этот красивый мальчик рос в тени горы Ида, и пеклись о нем наяды[122]. Когда ему исполнилось пятнадцать, он оставил их и отправился бродить по миру. Добравшись до Малой Азии, однажды солнечным вечером он познакомился с наядой САЛМАКИДОЙ, что плескалась в прозрачных водах родника близ Галикарнаса. Гермафродит — застенчивый не менее, чем миловидный — очень растерялся и огорчился, когда это прямолинейное существо, ослепленное его красотой, попыталось его соблазнить.

В отличие от большинства ее родственниц — скромных, трудолюбивых нимф, прилежно занятых уходом за ручьями, омутами и руслами рек, вверенных их заботам, — за Салмакидой водилась репутация нимфы суетной и праздной. Ей лишь бы плавать лениво да разглядывать собственное тело в воде, а не охотиться или трудиться, чем занимались все остальные наяды. Однако от красоты этого Гермафродита ее покою и самодовольству пришел конец, и Салмакида из кожи вон лезла, чтобы его завоевать. Чем больше старалась — кружила нагая в воде, соблазнительно потирала груди, выдувала томные пузырьки под водой, — тем неуютнее делалось юноше, пока он ей не крикнул, чтоб отцепилась от него. Она уплыла одним обиженным рывком, потрясенная и униженная от этого нового и неприятного опыта — отвержения.

Но день стоял ясный, и Гермафродит, разгоряченный и вспотевший от этого отваживания назойливого духа, счел, что она убралась подальше, разделся и нырнул в прохладные воды ручья, чтобы освежиться.

Салмакида, вернувшаяся под прикрытием тростников, немедля прыгнула к нему, как лосось, и намертво вцепилась в его нагое тело. Он с отвращением забился, заплескал, задергался, чтобы освободиться, а она вскричала:

— О боги всевышние, да не расстанемся мы никогда с этим юношей! Пусть мы навеки будем единым целым!

Боги услышали ее молитвы и отозвались с черствой буквальностью, какая, похоже, испокон веку их развлекала. Вмиг Салмакида и Гермафродит действительно стали единым целым. Пара слилась в одно тело. Одно тело, два пола. Не стало наяды Салмакиды и юного Гермафродита, возникло существо обоеполое, мужское и женское в одном. Хотя римляне сочли подобное состояние отклонением, угрожавшим строгим милитаристским нормам их общества, более открыто мыслившие греки воспевали, праздновали и даже поклонялись полу гермафродитов. Монументальные творения, а также керамические работы и храмовые фризы показывают нам то, чего римляне страшились, а греки, похоже, считали восхитительным[123].

В своем новом состоянии Гермафродит присоединился к свите ЭРОТА, чью природу и назначение мы рассмотрим очень скоро.

От некой безвестной нимфы Гермес[124] породил свинорылого волокиту с ослиным хвостом — СИЛЕНА, выросшего в бородатого, пузатого, насупленного пьянчугу, популярный предмет живописи, скульптуры и резных питейных сосудов, — с ним мы тоже вскоре познакомимся поближе.

Плодились боги — плодились и люди. Однако небесный огонь стал теперь такой же частью нашей природы, как и божественной, и потому мы разделили с ними не только склонность к похоти, совокуплению и размножению, но и способность любить.

Любовь, как это поняли греки, — штука сложная.

Греки распутали клубок любви, поименовав каждую отдельную нить в нем и назначив ответственных богов. Афродиту, верховную богиню любви и красоты, сопровождала свита крылатых нагих божков — эротов. Как и многие божества (Аид и его подземная когорта, например), стоило человечеству встать на ноги и расцвести, эроты внезапно обнаружили, что дел у них невпроворот. У каждого эрота была своя особая разновидность любовной страсти, за которой ему полагалось следить и которую воспевать.

Самым влиятельным и убийственным был Эрот, в его власти и возможностях было сеять недоразумения и раздоры. О его происхождении и личности есть две истории. В одной, где говорится о рождении Космоса, Эрот вылупился из яйца, отложенного Никтой, и выбрался оттуда, чтобы рассеять жизнь по всему Мирозданию. Если так, его следует считать одним из первобытных духов, запустивших каскад творения. По более распространенному в античном мире мнению, он был сыном Ареса и Афродиты. Под своим римским именем КУПИДОН он обычно изображался смешливым крылатым ребенком, собирающимся запустить стрелу из серебряного лука, — образ, очень узнаваемый и поныне; Эрот, таким образом, возможно, самый известный из всех богов античности.