Проклятое наследство - Татьяна Корсакова

Миша держался до последнего, проводил Анну в ее комнату, но заходить не стал, коротко кивнул и вышел, не сказав больше ни слова.

* * *

В ее дверь постучались ближе к вечеру, стук этот Анна узнала бы из тысячи других. Миша! Пришел! Когда Анна открывала засов, руки ее дрожали, а сердце трепыхалось где-то в горле.

– Добрый вечер, – сказал Миша и, переступив порог ее комнаты, добавил: – Собирайся, мы переезжаем. Тебе больше нельзя здесь оставаться.

Да, ей нельзя оставаться там, где каждый считает ее порочной женщиной, а Мишу слабохарактерным глупцом. Им обоим нужно уехать. Ведь обоим?..

– Куда мы поедем? – спросила она, присаживаясь к столу, за которым провела весь этот бесконечный день.

– В усадьбу Кутасовых. Сейчас она пустует, но Сева уверял, что за день ее привели в порядок. Он сказал, что не допустит, чтобы его друг жил в третьеразрядной гостинице, когда в нашем распоряжении может быть огромный дом.

– Он… знает? Про меня? – получилось глупо и жалко, словно бы Анна и в самом деле поступила скверно и недостойно. Увидеть бы Туманова, посмотреть ему в глаза.

– Это маленький город, Анна, – Миша расстегнул и снова застегнул пуговицу на рубашке, – здесь все обо всем знают, но Сева человек прогрессивных взглядов и не обращает внимания на глупые сплетни.

– Значит, ты понимаешь, что это глупые сплетни? – Ей было важно услышать ответ. Так важно, что на мгновение она даже позабыла про терзающее ее чувство стыда.

– Собирай вещи, Анна. – Миша улыбнулся, улыбка получилась вымученной. – И не бойся, я тебя не оставлю.

Я тебя не оставлю. И ни слова о том, что он думает на самом деле, верит ли ей, любит ли так, как прежде…

– Я буду готова через пять минут.

– Экипаж уже ждет.

Вот и весь разговор. Миша вышел, а Анне осталось ровно пять минут на то, чтобы взять себя в руки, собрать волю в кулак. Из гостиницы она вышла с гордо поднятой головой, она даже нашла в себе силы улыбнуться сбежавшейся словно на представление прислуге. Она справится. Никто не обещал, что будет легко.

К усадьбе Кутасовых вела одичавшая, но все еще очень красивая липовая аллея, на мгновение залюбовавшись, Анна даже забыла о своих душевных терзаниях и сжала руку Миши. Свою руку он не убрал, но и не улыбнулся в ответ.

Дом к их появлению и в самом деле привели в порядок, по крайней мере, то крыло, в котором им предстояло жить, но едва уловимый запах сырости, наспех вымытые окна и пыльные бархатные портьеры красноречиво говорили о том, что усадьба пустует уже несколько лет.

– Приберемся, барыня. – Клавдия, рослая, пышнотелая женщина, улыбалась Анне простоватой улыбкой, мяла в красных, натруженных руках передник. – Мы с Василием, мужем моим, все эти годы приглядывали за домом, чтобы все в лучшем виде, если вдруг гости. Но усадьба большая, тяжко двоим-то, так что не обессудьте, завтра же все приберем, обустроим. А пока извольте ужинать, я еще при покойном Савве Сидоровиче на кухне работала, он покушать любил.

Есть Анне не хотелось, ей хотелось тишины и уединения, но и от Клавдии, явно соскучившейся по общению, просто так не отмахнешься. Поэтому от ужина она отказалась, но попросила показать ей ее комнату и сам дом, в глубине души надеясь, что Миша составит ей компанию, но Миша отказался, сразу же ушел к себе.

Ее комната располагалась на втором этаже, была она светлой и уютной, с выходом на балкон, с которого открывался удивительный вид на парк и часовую башню.

– Августа Берга работа. – Клавдия поймала взгляд Анны. – Наблажил в свое время, понастроил башен. На Стражевом озере так целый маяк. Вы были на озере, барыня?

– Нет. – Анна вдохнула сладкий, наполненный ароматом зацветающих лип воздух.

– И не надо, нечего вам там делать.

– А в башню можно подняться? – Ей и в самом деле хотелось в башню. Там должен быть часовой механизм, а ко всякого рода механизмам Анна питала несвойственную девицам слабость. Тетя Настя говорила, что это у нее от отца.

– Не знаю. – По лицу было видно, что идея эта Клавдии не по душе. – Башня давно заперта. А что вам там смотреть? Статуи эти страшенные? Я один раз увидела, так потом три ночи уснуть не могла. Придумают же люди такое!

– Какие такие статуи, Клавдия?

– Механические. Когда башенные часы еще работали, статуи начинали кружиться под бой часов, с земли их было видно. Дама и кавалер еще ничего, красивые, а чудище – без страху не глянешь. – Клавдия перекрестилась.

– А что с механизмом? – спросила Анна.

– Сломался, кажись. Давно уже. Саввы Сидоровича дочка, тоже покойница, башню велела заколотить и ключ выбросить. Не нравилась ей башня.

– И что же, нет запасных ключей?

– Отчего же нет? Где-то есть. Если хотите, скажу Василию, чтобы поискал.

– Хочу.

Не было раньше в жизни Анны таких уж особенных душевных терзаний, жизнь ее была спокойной и радостной, но когда случались неприятности, она спасалась от хандры в мастерской, посреди механизмов и инструментов. Мастерская у дяди Вити была знатная, и Анну пускали туда с самого детства, хоть тетя Настя и переживала за ее безопасность. А сейчас вот неприятность случилась посерьезнее, и душевные терзания отнюдь не детские, самое время занять работой голову и руки, привести мысли в порядок.

– Завтра. Сегодня уже поздно, в башне темно, упаси господь, поранитесь или упадете. – Клавдия снова перекрестилась и тут же торопливо добавила: – Хорошо, что вы приехали. Дому плохо без людей, уж мы с Василием стараемся, но что можно сделать-то в четыре руки? Силы остаются только на дом, а парк, сами видите, дичает. Раньше-то красота была, а теперь без настоящего хозяина… – Она обреченно махнула рукой.

– А где сейчас Август Берг? – спросила Анна, любуясь башней. – Жив еще?

– Жив! Что с ним станется-то?! На острове он отшельничает, на маяке. Как Евдокию, жену его, убили, так на остров и перебрался. Говорят, пьет беспробудно.

Пьет беспробудно. Это плохо. Что же можно узнать у пьяницы? Да и захочет ли он с ней вообще разговаривать? Неправильно как-то началось ее расследование – с унижения и публичного скандала. Хотела все разузнать тихо, незаметно. Не получилось незаметно. Похоже, весь город уже знает и кто она, и откуда, и главное, и про ночь вчерашнюю… И во всем виноват негодяй Туманов.

От воспоминаний о Туманове к щекам прилил жар, словно бы вернулась недавняя болезнь. Подумалось, что ни сама Анна, ни уж тем более Миша не заслужили такого. Но они справятся. Если два человека любят друг друга, то никакие сплетни, никакие наговоры их не разлучат. Им просто надо поговорить. Знать бы еще, как начать такой неловкий, такой унизительный для нее разговор. Поверит ли ей Миша? Захочет ли вообще выслушать? Ведь моральное падение ее очевидно, даже свидетели имеются. Вот только свидетели чего? Того, что Туманов выходил ночью из ее комнаты? Того, что одежда ее была в красноречивом беспорядке?.. Что она может сказать Мише в свое оправдание? Какие аргументы привести? Нет, сначала нужно поговорить с Тумановым. Как там называл его Миша – повесой и ловеласом? От мыслей о Туманове стыд и растерянность сменились злостью. Потом! Она решит все проблемы потом, на сегодня с нее довольно и неприятных воспоминаний, и неприятных разговоров.