Служба внешней разведки - Леонид Млечин

Но тот выпил чай, все прочитал и кивнул:

— Хорошо. Все ясно. Спасибо.

На следующее утро Грушко доложил Хрущеву уже реакцию норвежцев на ход переговоров. Никита Сергеевич остался доволен. Перед отъездом полковник Че-калин вручил Грушко от имени Хрущева часы и радиоприемник.

Норвегия всегда считалась важнейшим объектом разведывательного проникновения. Это натовская страна, то есть допущенная ко всем секретам, а вместе с тем стоящая на отшибе. Через Норвегию российская разведка и старалась проникать в НАТО. Вербовали не только приезжавших в страну американцев, но и норвежцев, которых пускали на натовские объекты. Вторая задача разведки состояла в том, чтобы вбивать клин между Норвегией и США. Вербовать удавалось, клин так и не вбили.

Долгие годы советская разведка имела доступ к премьер-министру Норвегии Эйнару Герхардсену. По словам разведчиков, премьер-министр был преданным другом Советского Союза. По другим сведениям, жена премьер-министра попалась в медовую ловушку. Во время поездки в Советский Союз ее познакомили с очаровательным молодым человеком, перед чарами которого она не смогла устоять. Их интимную встречу фотографировали, и после этого советские разведчики ни в чем отказа не знали.

Видимо, для нордических женщин медовые ловушки особенно опасны. Крупнейшим советским агентом была Гунвор Галтунг Ховик. Во время войны она влюбилась в русского военнопленного. С его помощью уже после войны ее и завербовали. Она работала на советскую разведку больше тридцати лет — до ее разоблачения.

Самым известным советским агентом был Арне Трехолт, крупный новержский дипломат. Его арестовали и осудили на двадцать лет. Генерал Грушко уверяет, что Трехолт не был советским агентом. Но генералу не верят.

Впрочем, на норвежском направлении были не только победы. Майор Михаил Бутков из первого Главного управления КГБ, который бежал на Запад в 1991 году, рассказал, как его коллеги по резидентуре создавали обширную агентуру путем мнимой вербовки людей. Некоторые норвежцы и не подозревали о том, что в досье советской разведки они числились агентами…

Председатель КГБ Семичастный ценил своих разведчиков. Но между Семичастным и Сахаровским была большая разница в возрасте. Владимир Ефимович захотел посадить на это место более молодого человека.

Он перевел в первое Главное управление первым замом чекиста из Литвы — генерал-майора Альфонсаса Бернардовича Рандакявичуса. Тот производил приятное впечатление своей обходительностью, но не знал иностранных языков и не был сведущ в мировой политике. Так что его кандидатура вскоре отпала.

Неожиданно Семичастный предложил сделать начальником разведки Леонида Митрофановича Замятина, в то время работавшего в Министерстве иностранных дел (потом он стал генеральным директором ТАСС, заведующим отделом ЦК, вошел в ближайшее окружение Брежнева).

Замятин был человеком энергичным, волевым и напористым. Как профессиональный дипломат, работавший за границей, разумеется, разбирался в иностранных делах.

Семичастный даже обговорил это назначение с Брежневым. Леонид Митрофанович Замятин рассказывал мне, что кое-кто из членов политбюро успел поздравить его с новым креслом. Но в мае 1967 года Семичастного поменяли на Андропова, и вопрос о смене начальника разведки отложили на несколько лет.

При Сахаровском разведка приняла участие в подготовке ввода советских войск в Чехословакию в 1968 году, чтобы помешать чехам и словакам установить в своей стране политическую демократию.

По мнению Анатолия Сергеевича Черняева, который много лет проработал в международном отделе ЦК КПСС, решающую роль сыграла информация, поступавшая из Праги. Массированно и во все возрастающем масштабе она создавала впечатление, что в Чехословакии зреет предательство социализма.

В газете «Берлинер цайтунг» появилось сообщение о том, что в Праге обнаружены восемь американских танков.

«Это „сообщение“, — пишет тогдашний начальник разведки ГДР генерал Маркус Вольф, — было подсунуто редакции советской стороной без нашего ведома. В действительности в Праге проводились натурные съемки фильма „Ремагенский мост“. Танков не было, была кучка статистов в американской форме. Тогда я интерпретировал столь несерьезную акцию как признак неуверенности Москвы. Западные собеседники спрашивали меня напрямик: не следует ли предположить, что „утка“ с танками задумана как алиби на случай советской интервенции? Такую возможность я посчитал абсурдом, ребячеством».

История с мнимыми американскими танками — лишь один пример неуклюжей работы службы дезинформации КГБ, которая пыталась доказать, что происходящее в Чехословакии — это результат действий западных спецслужб и что армии НАТО уже готовы войти на территорию страны.

Оперативную группу КГБ во время вторжения в Чехословакию возглавил генерал Георгий Карпович Цинев, начальник Главного управления контрразведки. Он расположился в советском посольстве в Праге и постоянно разговаривал с Андроповым по ВЧ — узел правительственной междугородней связи оперативно развернули в посольском подвале.

Для Андропова Пражская весна — попытка чехов и словаков построить «социализм с человеческим лицом» — была повторением венгерских событий. Действовать следовало быстро и жестко. Андропов был инициатором самых жестких и репрессивных мер, писал помощник Брежнева по международным делам Андрей Михайлович Александров-Агентов. В Чехословакии Андропов сделал ставку на быстрый шоковый эффект, надеясь испугать чехов, но разведка промахнулась: ввод войск ничего не решил.

Народ — за малым исключением — не оказал вооруженного сопротивления, но и не захотел сотрудничать с оккупационными войсками. Отказались санкционировать ввод войск и руководители страны во главе с Александром Дубчеком.

Один из членов дубчековского руководства Зденек Млынарж позднее во всех деталях описал августовский день 1968 года, когда советские солдаты с оружием в руках вошли в здание ЦК компартии Чехословакии. И он думал: да это же те самые солдаты, которых ты с восторгом встречал в мае 1945 года! Это они сейчас нацелят на тебя свои автоматы. И он сразу вспомнил, как во время Второй мировой войны немецкие патрули прочесывали Прагу. С этой минуты для него исчезла разница между теми и этими солдатами — все они были оккупантами…

Начальник разведки Сахаровский находился в Москве. Всю ночь, пока шел ввод войск, он находился в своем кабинете на Лубянке.

— Можно ли считать, что первоначальный сценарий отпал? — спросил его по телефону Валентин Фалин, которому Громыко поручил следить за развитием событий.

— Если не обманываться, то надо исходить из самого неблагоприятного допущения, — честно ответил Сахаровский. — Весьма осложняется проведение плана операции в самой Чехословакии. Черник и Дубчек, не говоря о уже о Смрковском, не пойдут на сотрудничество.

В два часа ночи Фалин разбудил Громыко — министр тоже не поехал домой, а вздремнул в комнате отдыха. Фалин изложил услышанное от Сахаровского.

— Гладко было на бумаге, — буркнул министр. — Известил комитет высшее руководство?