Незнакомцы у алтаря - Маргерит Кэй

Мари ахнула:

– Теперь, когда она умерла, проклятие нельзя взять назад! Что ты наделал?

Доналд потупился и буркнул:

– Меня полагается простить.

– Ты будешь прощен, – произнес Иннес, нарушив ошеломленное молчание. – Плодовитость Драммондов всем известна. Не верю, что все может испортить проклятие!

Всем присутствующим явно полегчало. В зале снова послышался смех. Еще один проситель, шаркая, вышел вперед.

Потрясенная Эйнзли едва расслышала его просьбу. До приезда в Строун-Бридж она не считала себя суеверной, а теперь… По нелепому капризу судьбы проклятие Доддса Макинтоша воплотилось в жизнь. Эйнзли показалось, что ее прокляли дважды.

Она едва слышала, как Иннес завершает церемонию. Она машинально встала, когда он приступил к заключительной речи. Все не имеет значения, твердила она себе. Проклятия можно было бы бояться, будь они с Иннесом женаты на самом деле, но ведь у них все не по-настоящему. Иннес не хочет иметь детей. Он так ей и сказал в самый первый день. Она пыталась вспомнить его точные слова. Нет, он говорил, что не хочет жениться… «Первое должно непременно предшествовать второму», – вот что он тогда сказал. Но она его жена. И она не может… Нет, на самом деле она ему не жена. Она не может подвести его в самом главном, потому что он не требует этого от нее. Эйнзли задумалась. Наверное, так лучше.

– Итак, прощение совершилось! Дверь к старому закрыта, а к новому открыта, – провозгласил Иннес. – Начнем праздновать! Сейчас мистер Александер подробно расскажет о наших планах. Мы собираемся построить новый причал и проложить новую дорогу. У нас вдоволь еды и питья, но сначала – и самое главное – у меня есть еще один последний тост. – Он наполнил стакан и повернулся к Эйнзли: – За мою жену, без которой сегодняшний день был бы невозможен. Спасибо тебе за все! Я не справился бы без тебя.

Он поцеловал ее в губы. Гости закричали в знак одобрения, и сердце Эйнзли наполнилось гордостью. Она чего-то добилась. Что-то доказала своим поступком. И по крайней мере, на время остальные трудности отступили.

Было темно, но веселье только начиналось. Музыканты настраивали скрипки. Малыши спали вместе, как выводок щенят; некоторые во сне сосали леденцы. Напротив, в нише, у макета, сооруженного Робертом Александером, стояла Мари; она совещалась с группой местных женщин. Мисс Блэр кружилась в танце с Йоуном. Иннес решил: сейчас самое время уйти; их отсутствия никто не заметит.

На улице было свежо. Он накинул Эйнзли на плечи теплую шаль и повел на террасу – ее любимое место, откуда открывался вид на пролив. Над их головами в необычно ясном небе мерцали звезды.

– Все прошло хорошо, да? – спросила она. – Если не считать проклятия брата Мари.

– Дурак он. Если он в самом деле чувствовал себя таким опозоренным, отчего молчал, пока отец был жив?

– Судя по тому, что ты рассказывал мне о своем отце, если бы мистер Макинтош не смолчал, он мигом остался бы без крыши над головой.

Иннес ненадолго задумался.

– Нет. Скорее всего, отец презирал Доддса Макинтоша за то, что тот не посмел бросить ему вызов. Он понимал, что такое честь, хотя и по-своему.

– Может быть, он так же по-своему любил Мари.

– Отец никогда никого не любил, кроме себя.

– Даже твоего брата? – тихо спросила Эйнзли. Она прекрасно понимала, как неприятна эта тема для Иннеса. Иннес собирался уже презрительно пожать плечами, но она столько для него сегодня сделала, что ему хотелось хоть как-то ее отблагодарить.

– Думаешь, отец сознательно запустил свои владения из-за того, что горевал по брату, да?

– Да.

– А я в этом не уверен. Брат очень любил Строун-Бридж. Если бы отцу было не все равно, зачем он уничтожил то, что Малколм любил больше всего на свете? И потом, Йоун говорил, что все… ухудшалось постепенно.

– Он не сразу понял, что потерял?

Иннес покачал головой:

– Скорее всего, он не сразу понял, что я не вернусь. А когда понял, то принялся все уничтожать, чтобы ничего не досталось мне.

– И ты решил во что бы то ни стало доказать, что он ошибался?

– Нет, скорее, я решил все исправить.

– Как же ты все исправишь?

– Понятия не имею, и сейчас мне хочется думать о более приятных вещах.

Он поцеловал ее при лунном свете, под звездами. Вдали слышались звуки скрипок и топот ног. И хотя она была его женой не на самом деле, она понимала его так, как не понимал никто другой. Он целовал ее, говоря ей губами, языком и руками не только о своей страсти, но и о том, что он хочет ее здесь, сейчас.

– Ты уверен, что никто не побежит искать нас и звать назад, к гостям? – прошептала Эйнзли.

– Если кто и прибежит, я скажу, что они рискуют навлечь на всех неудачный год, вмешиваясь в древний и освященный обычай соединения, – ответил Иннес.

Он почувствовал мягкий трепет: она смеялась.

– А наутро ты прикажешь вывесить особый флаг в знак того, что обряд прошел успешно?

– Об этом я еще не думал. Знаешь, если не хочешь, ты можешь отказаться. Наверное, ты устала.

– Я нисколько не устала и не собираюсь отказываться, – ответила она. – По-моему, мы и так долго ждали.

Он снова поцеловал ее, изнывая от желания. Ее кожа в сиянии лунного света казалась серебристой, глаза потемнели. Он целовал ее, и она охотно отвечала, прижавшись к нему всем телом. Тяжело дыша, Иннес с трудом оторвался от нее.

– Я не шучу, – сказал он. – Я не жду, чтобы ты… Мы с тобой вовсе не обязаны…

– Но ты хочешь? – спросила она, и от ее улыбки кровь прилила к его голове. – По-моему, ошибиться тут невозможно.

И она рассмеялась. Ее тихий смех эхом отозвался во всем его теле.

– Вот и хорошо… потому что я тоже тебя хочу.

Больше всего ему понравилось, как она это сказала:

уверенно, без подсказки. Иннес схватил ее за руку; он понимал, что, если снова поцелует ее, может не сдержаться, и все произойдет прямо здесь под открытым небом. Они быстро зашагали к ферме. Чтобы преодолеть расстояние до дома, им понадобилось не более десяти минут, но для них время тянулось томительно долго.

– Твой обряд соединения проходит в постели у хозяина или хозяйки? – спросила Эйнзли, когда Иннес открыл парадную дверь.

Он захлопнул дверь ногой, запер на ключ, а потом подхватил ее на руки.

– Сейчас я не уверен даже, сумеем ли мы добраться до постели.

Они все же добрались до ее спальни. В железной печке горел огонь. Должно быть, Мари послала сюда кого-нибудь из замка и велела разжечь его. Занавески были задернуты. На полке стояла лампа, еще одна – на прикроватном столике. В неярком свете комната выглядела еще уютнее.