Жизнь: вид сбоку - Александр Староверов

Песня закончилась. Все снова замолчали. На душе стало тоскливо и хорошо. Так бывает, поверьте, когда тоскливо и хорошо.

– Смотрите, звезда! – вдруг сказал Лампа, и все подняли головы вверх. На небе действительно зажглась крупная первая звезда. Что-то в ней таилось необычное, слишком крупная, что ли, слишком ласковые и греющие душу у нее были лучи. Я встал и посмотрел на любующихся звездой сибиряков. Они улыбались. Их головы были подняты в небеса, лица их просветлели, успокоились и стали похожи на детские. Я тоже перевел взгляд на звезду, и хотя точно знал, что до Рождества еще несколько дней, да и верующим назвать себя не мог, но все равно, улыбаясь и радуясь непонятно чему, я произнес древнее красивое слово.

– Вифлеемская, – сказал я, и тоска из моей души куда-то ушла.

1. Издалека долго…

Что нас связывает с прошлым и есть ли оно вообще, это прошлое? Например, я в любой момент времени могу вспомнить и пережить заново события моей уже не такой короткой жизни. От первых детских проблесков сознания до вчерашнего недурного стейка, съеденного на ужин. И где оно, прошлое, тогда? Сдается мне, что на протяжении жизни отдельного человека прошлого просто не существует. Оно появляется, когда сам человек уходит в прошлое, становится им: черно-белыми фотографиями в семейном альбоме, памятником на кладбище, оставленной или подаренной вещью. Прошлое – это всегда другие. Не ты, не ты, не ты… Ты – настоящий и живешь в настоящем, ты живешь… А прошлое умерло и никогда больше не возвратится. Так что же меня связывает с прошлым? Где эти невидимые, но прекрасно мною ощущаемые нити? Почему при имени хана Батыя я чувствую ненависть, отчего мне дороги декабристы и Пушкин, зачем я радуюсь каждое Девятое мая, а Ивана Грозного не люблю, как охамевшего дебоширящего соседа? Почему мое отношение к давно минувшим событиям столь лично? Откуда это взялось? Вопросы эти интересовали меня давно, но то времени не хватало ответить, то смелости. Сейчас все сошлось. Время пересеклось с решительностью, и я попробую разобраться. Время сейчас такое, что не думать нельзя и по инерции жить не получается. По инерции сейчас – только вниз. Даже для того чтобы оставаться на месте, нужно быстро перебирать ногами. Я не знаю, получится ли у меня ухватить суть дела, но не добегу, хоть согреюсь… а то холодно что-то стало в последнее время. Холодно и неуютно.

* * *

Я родился в марте 1971 года. Сталин умер в марте 1953-го. Боже мой, где я и где Сталин? Оказывается, на расстоянии восемнадцати лет. Путин стал премьером в 1999 году, уже почти cемнадцать лет прошло, а как вчера было.

Много лет минуло, а кажется, что недавно. Не прошлое – настоящее. Для меня точно настоящее. Странно, но мысль о том, что даты смерти Сталина и моего рождения разделяет так мало времени, пришла мне в голову лишь сейчас. А ведь это очень многое объясняет. Почти все.

Почти, да не совсем. Жизнь моя, поплутав по кривым дорожкам и сделав несколько неожиданных кульбитов, вывела меня в очень странное настоящее. Вот уж никак не ожидал, что оно таким окажется. Не то чтобы все плохо, но совсем не так, как я себе представлял. Чтобы понять, почему оно такое, нужно забраться очень далеко, в детство, в младенчество, а может, еще дальше – в жизни людей, продолжением которых я являюсь. В мое прошлое. Я попробую. Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох, задерживаю дыхание и вспоминаю…

* * *

Мне года три, я иду в детский сад мимо огромного дома из серого кирпича, я держусь за руку красивого великана, голова его теряется где-то в облаках, и из них доносится его веселый громоподобный голос.

Великан – это мой папа. Он, смешно коверкая слова, поет песенку, и я счастливо смеюсь. Мне хорошо идти с ним мимо огромного дома из серого кирпича. Мне спокойно и хорошо. Только чуть-чуть грустно, что дойдем быстро и великан-папа, оставив меня на попечение нянечек, отправится на работу. У ворот детского сада я резко, на середине смешка, давлюсь хохотом и без паузы начинаю плакать. Наверное, это – прошлое? Очень похоже, но не оно. Я хоть сейчас могу вскочить из-за стола, выбежать на улицу, прыгнуть в машину и через десять, максимум – пятнадцать минут, увидеть своего папу-великана. Он постарел и значительно уменьшился в размерах. Теперь не я, а он смотрит на меня снизу вверх, но все равно… Сквозь морщины и седину, присмотревшись, я вижу прежнего веселого великана, поющего песенку про бедного попугая. Он – не прошлое. Он есть, слава богу, я могу до него дотронуться, а бедные попугаи – это те, кого уже нет на поверхности земли. Все кладбища забиты бедными попугаями. И у них ничего не осталось, даже медной копейки. Потому что не нужны им копейки, им ничего уже не нужно… Мой отец – настоящее, к счастью. Наши отношения не завершены. Все еще может закончиться хорошо. Или плохо. Он может, к примеру, спросить меня, зачем я в четырнадцать лет набросился на него с кулаками. А я задам ему вопрос о том, какого черта он бухал почти ежедневно в своем оборонном НИИ. А он скажет: «А ты попробуй, сынок, поживи в совке: без перспектив и даже намека на самореализацию». А я ему заявлю, что пробую, вот сейчас, в наше «веселое» полусоветское время, и пробую, и пью тем не менее не каждый день, а всего лишь раз в неделю, и с женой по этому поводу скандалов у меня не бывает. А он мне скажет… а я ему… на что он… а я… У нас никогда с отцом не было таких разговоров, и скорее всего, никогда не будет. Потому что взрослые ведь люди, все почти понимаем. Но сама возможность такого разговора существует, и поэтому мой отец – не прошлое. Везение невероятное – дожить до сорока четырех лет, иметь при этом живых родителей! С ними можно поругаться, их можно не понимать, но они могут ответить на заданные вопросы.

К сожалению, есть в моей жизни люди, которые уже на вопросы не ответят. Прошлое, даже самое счастливое, всегда печально и безысходно. Там нет вариантов: как было, так было. Ничего не исправишь, не переделаешь, не дополнишь и не объяснишь, что на самом деле имел в виду. А я все-таки попробую, потому что то место, где я сейчас нахожусь… Я пришел в него из прошлого. Оно не очень мне нравится, это место. Честно говоря, я не понимаю, как себя в нем вести. Полная дезориентация в пространстве: то ли воевать, то ли удавиться, то ли смириться с несовпадением желаемой реальности и наблюдаемой. Прошлое меня сюда привело, но оно же меня отсюда и выведет, я надеюсь. И поэтому я нырну поглубже в ледяную прорубь памяти, я задержу дыхание и найду… Я найду свое прошлое.