13 дверей, за каждой волки - Лора Руби

вскинула голову.

– Фрэнки, катись к чертям.

Поцелуи Сэма горели на губах Фрэнки, на ее коже.

– Полагаю, это тебя я увижу с чертями в аду.

Она не чувствовала за собой вины. У нее с Сэмом все иначе, по-особому. Она не старалась привлечь внимание, как Стелла, и не бравировала, как Тони. Сэм – ее будущее. Кто, если не сам Господь, свел их?

Но у дьявола были свои фокусы, и он играл со всеми нами. Я полетела за Фрэнки, которая выводила сестру из-за кирпичной стены на солнечный свет.

– Отпусти, тупая обезьяна! – крикнула Тони, выдергивая руку. – Если хочешь кем-то командовать, то лучше ори на ту собаку.

– Собаку? – переспросила Лоретта. – Какая еще собака?

Среди моря желтых платьев мелькнул рыжий мех.

Рыжий мех.

– Это лиса? – спросила Лоретта.

Лис, глупое, прекрасное создание, лавировал в толпе, направляясь к нам. Ко мне.

«Что ты делаешь? – закричала я. – Иди домой!»

– Почему лиса пришла сюда средь бела дня? – спросила Фрэнки.

– Думаешь, она больна? – предположила Тони.

Я замахала руками, затопала и закричала, но лис продолжал бежать, не обращая внимания на ахи и крики сирот, которые наконец заметили дикое животное и шарахнулись от него.

Монахини стали выкрикивать приказы. Девочки в желтых платьях бросились врассыпную, как цыплята. Лис уворачивался от протянутых рук, словно они были всего лишь ветками деревьев и кустарников, несущественными и безобидными.

«НЕТ! – закричала я. – Убирайся отсюда! БЕГИ! Разве ты не понимаешь? Ничего не понимаешь?»

Он бежал дальше, глупое прекрасное животное, полное решимости уничтожить и погубить себя. Какая бы сила ни свалила фотографии со столика, ни взорвала лампочку в библиотеке, сейчас ее нигде не было. Я не могла ничего поделать, когда сестра Джорджина бежала за лисом, занеся над головой лопату.

Света! Света!

Я сидела на столе в библиотеке, сосредоточив всю свою энергию на лампочке.

«Взорвись, – мысленно твердила я. – Взорвись. ВЗОРВИСЬ».

«У тебя новый друг?» – раздался голос.

Золотая девушка стояла на другом столе в нескольких футах от меня. В отличие от ярко-желтых платьев приютских девочек, ее наряд горел, как солнце на закате, неистово и яростно, но в то же время печально. А может, она сама была печальной.

«Привет», – сказала она.

Я хотела спросить, где она пропадала так долго. Хотела знать, чем она занималась, была ли она одинока, как и я. Хотела еще послушать ее сказки. Но вместо этого только спросила: «Что?»

«Твой друг, – пояснила она, показывая на лиса рядом со мной. – Где ты его нашла?»

Как только лопата опустилась, дух лиса поднялся и побежал ко мне, словно ничего не произошло. Не знаю, обнаружил ли он разницу. Может быть, обнаружил сразу. А если не тогда, то сейчас уже наверняка понял. Здесь единственными запахами были только запахи в воспоминаниях.

«Я его не находила, он сам меня нашел», – сказала я.

«Как его зовут?»

Я вспомнила, как настойчиво искала в роще за домом волчонка. Но Тарзан казался неподходящей кличкой для такого жалкого, глупого и прекрасного создания – в самом деле дикого, а не притворщика.

«А тебя как зовут?» – спросила я.

«Не могу тебе сказать».

«Почему?»

«Это даст тебе силу надо мной», – ответила она.

«Чепуха», – отозвалась я.

«Ну а тебя как зовут?»

«Если ты не скажешь своего имени, я своего тоже не скажу».

«Ну вот видишь».

Я закатила глаза и сосредоточилась на лампочке.

«Опять пытаешься ее взорвать?»

«Тебя не касается, что я пытаюсь сделать», – ответила я.

«Ты пытаешься ее взорвать».

Девушка перескочила на мой стол. Лис поднял нос и по привычке понюхал ее подол.

«Что ты делала в прошлый раз?» – спросила она.

«Ты о чем?»

«Что произошло непосредственно перед тем, как лампочка взорвалась? О чем ты думала?»

«Ты меня злила».

«Значит, просто нужно снова тебя разозлить. Это будет нетрудно. Ты вообще очень сердитая».

«Я уже сказала, – возразила я, – злость не помогает. Я злилась, когда… – Я замолчала и показала на лиса. – Я злилась, когда ему причинили боль. Ему все еще больно».

«Боль?»

«Ты знаешь, о чем я».

«Кто бы ни обещал тебе, что больно никогда не будет, это была ложь», – сказала она.

«Никто мне ничего не обещал».

«Да? – переспросила она. – Жалко».

«Почему? Тебе что-то обещали?»

Она поджала губы и не ответила, а потом спрыгнула со стола и вылетела за дверь. Я погналась за ней. Лис побежал со мной.

На улице было ясно и солнечно, как и в день празднования Тела Христова, только гораздо теплее. Мужчины расстегнули воротники. Женщины надели платья конфетных цветов. При виде оживленных улиц, очередей женщин с талонами в хлебную и мясную лавки не верилось, что некоторые люди по-прежнему настолько бедны и доведены до отчаяния, что продают собственных детей за пару долларов. Что чернокожие толпами записываются в армию, но их посылают на самую грязную и опасную работу и не позволяют стать офицерами. Что Америка отправила назад множество евреев, пытавшихся сбежать от нацистов, пока не закрыли границы. И если бы не плакаты с рекламой облигаций военных займов, было бы трудно предположить, что за океаном бомбы рушат здания, пули разрывают тела, люди с темными душами вскидывают руки в бездумных салютах и отправляют на смерть тысячи.

Девушку в золотистом я увидела в конце квартала.

«Ты куда?» – спросила я.

«Я иногда гуляю», – ответила она.

«Где?»

«Нигде и всюду, нигде и всюду».

«Хорошо, не говори», – произнесла я, отчаянно желая, чтобы она сказала.

«Я привыкла каждый вечер гулять с отцом, – пояснила она. – Мы жили в центре, в Бронзвилле. Двадцать вторая улица. Там стоит дом, где я родилась».

В этот момент я вспомнила одну из наших первых встреч, когда она слегка растянуто произнесла: «Я числю себя».

Словно прочитав мои мысли, она объяснила: «Мои родители приехали из Джорджии».

«Почему они уехали?»

«Там не было работы. И там было ужасно. Нужно сходить с тротуара, чтобы уступить дорогу белому, нельзя голосовать, нельзя свидетельствовать в суде, потому что черному никто не поверит. – Она глянула на меня искоса, словно полоснула ножом. – Мужчину или даже мальчишку могут линчевать только за то, что он посмотрел на девушку вроде тебя».

«Меня никогда не считали достойной внимания», – сказала я.

«Девушка вроде тебя может убить одного из тех мужчин, одного из тех мальчишек, – продолжала она, словно я ее не прерывала. – Тебе достаточно только заплакать».

Я не была плаксой, но не стала ей это говорить и опустила руку на лиса. Представила, что могу ощутить грубый мех под пальцами, покусывание