Солнце над лесом (сборник) - Леонид Васильев

Лесорубы еще несколько лет рубили горельники, но вскоре лесосырьевая база закончилась, люди покидали насиженные места, уезжая в основном в строящийся город Новочебоксарск.

Магазины, клуб, школу и прочие объекты распилили на дрова. Узкоколейку, связующую Юркино, Карасьяры, Шушманку, Майский, Козиково списали и растащили на металлолом.

Оставшиеся люди, это кому некуда деваться, остались (без транспорта и каждодневного приобретения повседневных товаров).

Глава 3

После памятного пожарного года прошло тридцать восемь долгих лет. Однажды в один из августовских дней в Карасьярах появились сестры Петровы, правда, под другими (замужними) фамилиями. Это уже не девчоночки-комсомолочки, а вполне сложившиеся солидные дамы в соломенных шляпках бродят по развалинам своей малой родины, вспоминая навсегда ушедшие годы юности.

Они проходят по Заводской улице, долго стоят у родного полуразрушенного домика, удивляясь, каким он стал маленьким, со слезами на глазах заглядывая в пустые глазницы окон – где когда-то стояла мебель и другие предметы обихода.

В желании пообщаться со старожилами, сестры зашли и в мой дом. Их удивила и рассмешила построенная из тонких стволов сосны беседка под названием Бар-Экстаз под липами!

Смеясь, Ирина Александровна рассуждает:

– У бара самобытный, оригинальный дизайн: есть шиферная крыша, длинный стол со скамейками, комод для посуды, а где экстаз?.. Липы вижу, экстаза не чувствую!

Я попросил дам оглянуться назад. Они, оглянувшись, увидели качели.

Взвизгнув, как в детстве, от радости, и раскачивая качели, они запели. Ветер сорвал с них шляпки, оголил округлые колени, а они поют детские песенки и все им по фигу.

Ирина Александровна вспоминает:

– Я работала в Карасьярском детском саду заведующей. Мне не хватало до семнадцати лет двух недель, но приняли воспитательницей. А через месяц Зина Царегородцева очень просила принять детсад. Она уходила в декретный отпуск. Меня папа поддерживал: «Не бойся, Иринка, соглашайся – отчеты и меню буду составлять сам!» Ну а потом я сама научилась… Ой, но я, кажется, уже в экстазе! – восклицала Ирина Александровна и, вспоминая былое, продолжала рассказ:

– Мы с мамой и Любашей ходили за грибами, насобирали много белых и потерялись в лесу, ходим туда-сюда, а дорогу найти не можем. Заблудились. Уже вечерело, стало страшно. И вдруг, на наше счастье, откуда ни возьмись появился Леня Шатохин с корзиной. Он и указал нам дорогу, а папа искал по лесу с ружьем.

У Любаши от качелей закружилась голова, но она не подает виду:

– Ой! У меня, кажется, тоже наступил стопроцентный экстаз…

Мы в баре пьем теплое парное молоко, жена Маргарита щедро подливает его в кружки.

– Какое вкусное! – восторгается Любовь Александровна.

– Так оно же настоящее – корова кушает луговое сено, в нем много цветов, молоко это лекарственное. Вот бы нам такое в городе! – размечталасъ Ирина Александровна.

– Ирин, а помнишь, у нас была корова? – спросила сестра.

– Конечно! Меня мама учила доить.

– А помнишь, как у нее пропало молоко?

– Да, отец пришел к колдуну и сказал: «Матвей, сознавайся, ты у нашей коровы отнял молоко?.. Вот, если к вечерней дойке молока у ней не будет, я на тебя всех пчел науськаю, даже не знаю, куда ты побежишь!

– Неужели такое колдовство существует? – удивился я.

– Да, но отцу не пришлось наказывать Матвея колдуна, – продолжала Ирина Александровна, – наш папа добрым был, он даже его к себе на работу взял.

– Постойте! – воскликнул я. – А как же корова, много дала молока?..

– Не выдоишь за день – устанет рука!..

Женщины обратили внимание на высокую стену леса в нескольких шагах от жилья.

– Любаша, посмотри, как лес вырос!? А в пожарный августовский день на этом месте он выгорел полностью, здесь проходили баталии: ой-ей-ей! – вспомнить страшно.

– Помню эти дни… В лесу было темно, и только огонь между деревьями освещал местность. Вначале было страшно, работали без отдыха, кидая землю на огонь. Нас, девчонок, поставили, где не такое сильное пламя, а парней отправили на передовую. До четырех часов работали. Потом объявили, что можно возвращаться домой. Оставили дежурных на случай непредвиденного возгорания. Домой я пришла, пропитанная дымом. Уснула крепко. А утром мне надо было уезжать в Морки на работу по направлению. Приехала в Йошкар-Олу, там над городом летает вертолет и в громкоговоритель сообщают, что горит поселок Сурок. А мне ехать в Морки надо по трассе через него. Автобус не пропустили, вернули назад. Пришлось переночевать в городе, а утром решила ехать на поезде до станции Шелангер, надеясь, что поезд пропустят – так и получилось. В районе Сурка все обгорело – жалко смотреть. Приехала я в Морки – и здесь пожары, снова пришлось поучаствовать в тушении… Через несколько дней узнала, что в Карасьярах снова бесновались «красные петухи», и сгорел лесоучасток Эрикша, даже домашних животных не смогли спасти. Весь август был в тревоге и переживаниях. Я беспокоилась за своих родителей, они ведь тоже были на пожарах, защищая поселок… А были прекрасные времена – до сих пор помню много добрых воспоминаний о Карасьярах, поэтому хочется хоть когда-нибудь приезжать сюда. До слез жалко – ничего здесь не осталось от былого. Даже наш домик вот-вот совсем рухнет. Спасибо, Леонид Михайлович, что ты остался верным нашему поселку, до сих пор живешь здесь! Я несколько десятилетий живу в Морках, но душа моя всегда полна воспоминаниями тех лет: детсад, школа, первая любовь…

– А кто был тот счастливец? – поинтересовался я.

Грустное лицо Любови Александровны вдруг преобразилось юной красотой, и она, белозубо улыбнувшись, кокетливо ответила:

– О!.. Это женская тайна!

Мы прошли несколько улиц, хотели напиться воды – взяла слово Ирина Александровна – но все колодцы обвалились, дома стоят без окон, крыши развалились – такая разруха? В газете о Карасьярах было стихотворение. Меня поразила его правда:

– и так далее.

Будучи молодыми мы и представить не могли такое безобразие. Наоборот – в школьных сочинениях писали: наш поселок будет городом, сюда будут прилетать самолеты со всех стран. Ведь геологи сказали, что под нашими ногами много нефти. Однако поселок зарастает бурьяном и крапивой. Здесь было много людей, чистых помыслами, добрых душой…

Я чувствовал, что этой женщине чего-то не хватает, нет кого-то рядом. Она все время смотрела на меня с надеждой: не начну ли я разговор о прошлой молодости, о друзьях. Но я молчал.