Закон меча - Дмитрий Силлов

Ну а мы поехали дальше, по направлению к большому одноэтажному зданию, из которого издалека были слышны звуки шумной гулянки.

Подъехав, мы спешились, привязали коней возле коновязи под неодобрительный взгляд подпиравшего косяк широкоплечего молодого парня, у которого на поясе висел нож неслабых размеров. Не меч, конечно, но прирезать свинью или человека можно запросто.

Илья легко взвалил пленника на плечо и направился к дверям. Я – следом.

Парень отклеился от косяка и загородил проход.

– Не можно с оружием.

При этом я отметил, что у неслабого в общем-то парня заметно затряслись руки. Он явно ждал удара, причем понимал, что шансов против богатыря у него никаких. Если Илья двинет, тут же юный швейцар на пороге и ляжет. Хорошо, если без сознания, а не мертвым.

Но Муромец парня бить не стал. Окинул взглядом оценивающе, усмехнулся.

– Храбрец. Будет из тебя толк. Ну, так и быть, бери меч мой. Только из ножен не доставай – он из тебя враз жизнь выпьет. А ежели потеряешь, так лучше б тебе вообще на свет не родиться.

– Спасибо, дядька Илья, – проговорил парень, бережно принимая оружие. Причем я отметил, как его слегка согнуло, будто он полутораметровую рельсу в руки взял. Муромец обернулся, кивнул мне.

Понятно. Ну, я свой меч тоже отстегнул, положил на согнутые руки парня рядом с богатырским. В чужой монастырь со своим уставом лезть не комильфо, и если Илья свой меч отдал, значит, так оно и надо.

Мы перешагнули порог гридницы, и я отметил, как нахмурился богатырь: видимо, не любил пьянки.

А она внутри полутемного помещения проходила с размахом.

За длинным столом, заставленным блюдами с едой и кувшинами с выпивкой, сидели крепкие мужики, все как один с плечами как минимум в полтора раза шире моих. Человек сорок, не меньше. Ели, разрывая руками дымящееся жареное мясо, хлебали из кувшинов, вливая в рот их содержимое струей и явно соревнуясь, кто больше выпьет. Четверо, видимо, наевшись и напившись, орали во все горло – как я понимаю, пели какую-то военную песню, только разобрать слова было непросто, поскольку вопили они вразнобой. Пустые блюда и кувшины тут же заменялись – вокруг стола сновали крепкие фигуристые девахи, следя, чтобы посуда не оставалась пустой. Время от времени то одна, то другая взвизгивали – кому щип доставался за мягкое место, кому шлепок увесистой ладонью. В общем, нормальная русская гулянка, которая за века не претерпела особых изменений.

Во главе стола, развалясь в умягченном подушками широком деревянном кресле, восседал жилистый парень с самоуверенной физиономией. С виду ему было от силы лет двадцать пять. И если на пирующих была простая холщовая одежда с узорами, вышитыми по вороту цветными нитками, то парень нарядился недешево. На нем был явно импортный шелковый халат с широкими рукавами, искусно расшитый золотыми павлинами. Совершенно не русская тематика, сто пудов трофейный шмот, который по местным меркам наверняка стоил целое состояние.

Парень, игриво улыбаясь, беседовал о чем-то с подошедшей грудастой девицей из обслуги, краснеющей как маков цвет, но, судя по умильному выражению лица, заранее согласной на все. Однако, увидев нас, он моментом забыл о девке и заорал:

– Кого я вижу! Надо же, сам Илья – крестьянский сын изволил почтить нас присутствием! И с собой какую-то деревенщину приволок неумытую. Но делать нечего, мы любым гостям рады. Вон, на краю лавки немного места есть, садитесь, попейте, поешьте с дороги.

Я скрипнул зубами, но сдержался, так как не понял, в чей адрес был наезд – в мой, или же имелся в виду пленник, который свешивался с широченного плеча Ильи, как куль с овсом. По ходу, от переживаний и некомфортной транспортировки сознание потерял.

Судя по тому, как нахмурился Муромец, ему напоминание насчет «крестьянского сына» тоже не особо понравилось. Однако и он ничего не сказал. Одной рукой смахнул с края длинного стола блюда с объедками, и на освободившееся место скинул Варяга. После чего сказал:

– Некогда мне с тобой, Алексий, поповский сын, меды попивать, особо когда ты во главе стола восседаешь, а мне с товарищем край лавки выделил. Ехал я не к тебе, а к князю Владимиру, дабы сдать ему на справедливый суд пленного супостата, что орды печенегов на заставу нашу натравливал.

Попович мельком скользнул взглядом по пленнику, рот которого был заткнут кляпом, но, видать, не узнал.

– И кто ж словил того супостата?

Илья кивнул на меня:

– Богатырь пришлый, Сург Суждальский.

– Не слыхал про такого, – протянул воевода, окинув меня оценивающим взглядом. – Хлипок больно твой богатырь для такого подвига, как я погляжу.

Я открыл было рот, чтобы сказать, что я думаю про юнца, который слишком много себе позволяет, но Илья меня опередил:

– Богатырь этот в Черную Боль ходил, принес оттуда живиц полный мешок, которые Алатырь-камень родит. Мало?

– Прям к Алатырь-камню сходил? – насмешливо поднял брови Алексий. – Может, еще чего принес?

– Ага, – сказал я. – Принес. Гляди.

Сунув руку в кошель на поясе, я достал оттуда три артефакта, добытые в битве с дево-птицами.

Один из богатырей, что сидел неподалеку, охнул.

– Итишкина жисть! Дак то ж перо Алконост, что любой стреле верный прицел дает, всевидящий глаз Сирин да коготь Гамаюн, что дарит смерть неминучую!

Вот оно как. Ясно, похоже, недешевые артефакты я поднял на том поле смерти. Жаль, что второй глаз у Сирин не выковырял, да все когти Гамаюн не поотрубал. Но, как говорится, это дело прошлое, надо нынешние решать.

– И еще кое-что принес, – продолжил я. – Например, шлем Тугарина, что в лесу валялся. Ты ж, воевода Алексий, того Тугарина победил вроде, не? Так чего ж трофей не забрал? Или не по размеру пришелся железный колпак, на голову давил сильно?

Лицо Поповича начало наливаться кровью. Кажется, я попал в уязвимую точку. Не знаю, сам Алексий убил неведомого мне Тугарина или помог кто. Но если молва о его хитрости не врет, скорее всего, про шлем воевода знал и решил испытать его на ком-то другом. Испытал, результат увидел – и бросил опасный трофей. Конечно, это все мои домыслы, но что дело нечисто – факт, иначе с чего б Поповичу лицом багроветь?

А дальше случилось неожиданное. Руки у меня были заняты артефактами, да и не думал я, что подобное на людях возможно. Воевода резко махнул широким рукавом, мелькнула серебристая молния, а в следующее мгновение я увидел возле своего лица кулак величиной с мою голову, из которого торчало острое стальное жало.

Вот, значит, как. Пока я стоял, трофеями хвастаясь, Попович в меня кинжал метнул – который Муромец перехватил на лету в сантиметре от моего глаза, после чего с такой силой вонзил в стол, что по толстой дубовой доске зазмеилась трещина.

– Благодарствую за ласковый прием, воевода, – произнес Муромец. – Пойдем мы отсюда, пока беда не случилась. Об одном прошу прилюдно: как князь Владимир вернется – передай ему, что я заходил, принес Варяжку окаянного на княжий суд…