Закон меча - Дмитрий Силлов

– Кого принес? – переспросил Попович, приподнимаясь с кресла и вглядываясь в лицо пленника. – Варяга? Названого брата великого князя Ярополка Святославича притащил связанным, как барана, без уважения и воинских почестей?

– Ты, Алешка, дурнем притворяешься али взаправду ополоумел?! – прорычал Илья, выходя из себя. – Какие, к лешему, почести? Это душегуб и убийца, по наущению которого немало славных бойцов на заставе погибло!

– А есть доказательства какие, окромя твоих слов, богатырь храбрый? – вкрадчиво поинтересовался воевода. – Что, если ты напраслину возводишь на честного воина, который, побратавшись с Ярополком, стал и нашему князю братом? Вдруг ты решил опорочить светлое имя Владимира Красна Солнышка подлым братоубийством, а после, сместив его, самому сесть князем в Киеве?

От такого поворота Илья слегка подвис. Как и я, признаться. Да уж, не зря мой попутчик говорил о хитрости Поповича. Такого лиса еще поискать.

– Короче, – возгласил Алексий. – Властью, данной мне князем, приказываю: до его приезду крестьянского сына Илью Ивановича и богатыря пришлого Сурга Суждальского посадить в подвал под надежную охрану. Приедет князь наш светлый через две луны, пусть сам с ними разбирается. Взять их!

– Ну, возьми, – негромко проговорил Илья – и первый же дружинник, вскочивший из-за стола, получив громадным кулаком в лоб, рухнул обратно на скамью. Опасный удар для кулака, можно самому себе костяшки пальцев переломать, но тут, видимо, был не тот случай. И не тот кулак.

Второй дружинник метнулся было Илье за спину, одновременно боковым зрением контролируя меня как цель менее опасную – но тут он слегка ошибся. Широкие и свободные русские штаны – это однозначно вещь, в которой крайне удобно при необходимости рубануть носком сапога под ухо.

Сапог без жесткой подошвы был, конечно, мягковат, но я загнул пальцы стопы на себя – и все получилось. Люди на Руси в те времена, поди, и предположить не могли, что ногами можно лупить не только по коленям и в пах, но и значительно выше. В общем, не ожидавший подобного дружинник рухнул на пол, словно ему не нога, а пуля под ухо прилетела. Хорошая точка, люблю ее. Если грамотно попасть, нокаут обеспечен.

Рыпнулись было еще трое, но тут Муромец пнул лавку, на которой те сидели, и дружинники, получив деревянным краем под колени, все втроем попадали спинами на пол.

Я усмехнулся. Выглядело это одновременно и комично, и эффектно. Еще и драки толком не было, а пятеро уже лежат.

Попович заметно побледнел – вряд ли от страха, скорее от ярости. И прошипел:

– Рубите татей!

Опаньки! Дружинники, что сидели возле воеводы, вскочили с лавок, и оказалось, что закон о сдаче мечей при входе их не касается. В полумраке гридницы сверкнула дюжина клинков.

Плохо дело. Против хорошо обученных мечников ногами не отмахаешься…

Однако Илью так просто было не взять. Он присел, схватился за край длинной дубовой лавки, после чего резким и мощным движением дернул ее вверх, будто становую тягу делал в ускоренном темпе.

Дерево натужно заскрипело, но выдержало. С лавки скатились пятеро дружинников, сидевших на ней и не успевших среагировать. Илья же крутанул длинную и толстую дубовую доску с ножками так, что аж воздух загудел, и проговорил своим густым басом, которым и орать-напрягаться не нужно, чтоб все услышали:

– Охолони, воевода, не губи людей. Ежели с нами по-плохому захочешь, сегодня тут многие лягут, в том числе и навечно. А ежели по-хорошему, с почетом, нами заслуженным, то мы и сами в подвал спустимся, без принуждения. Коль хорошо попросишь.

Алексий скрипнул зубами, хрустнул кулаками, бросил взгляд на свою охрану, на Муромца, спокойного и ужасающе мощного, словно столетний дуб, и кивнул.

– Твоя взяла, Илья Иванович. Не обессудь за речи мои, в запале сказанные. Но дело и правда государственной важности, так что изволь с товарищем своим посидеть в подвале, покуда князь Владимир с Переяславца не воротится.

И добавил, явно пересилив себя:

– Прошу вас, славные богатыри, со всем уважением к вашей славе и подвигам.

– Другое дело, – кивнул Илья, ставя лавку на место. – Только коней наших накормить не забудьте. Ну что, показывайте, где у вас тот подвал, в который здесь честных людей сажать принято.

…Обыскивать нас не стали, связывать тоже. Просто проводили в подземелье, вырытое под гридней, куда вела неширокая лестница. В подземелье том были четыре камеры с такими толстыми дубовыми дверями, обитыми железными полосами, что, думаю, их и средневековый крепостной таран вряд ли бы взял. Такое только динамитом взрывать. Явно не на простых людей, а именно на богатырей рассчитана тюрьма.

Все камеры пустовали. Никто из сопровождающих не возражал, когда Илья выбрал самую просторную – по ходу, охрана решила, что связываться с легендарным богатырем себе дороже. Даже освещение оставили – глиняную плошку-каганец с растопленным салом, в которой плавал подожженный фитиль. На редкость вонючая хрень, почти не дававшая света, но все же лучше, чем в полной темноте сидеть.

– Воды принесите. И хлеба, – сказал Илья.

– Обязательно, – хмыкнул мечник, запирая тяжеленную дверь. И как он это сказал, мне совершенно не понравилось. Илье тоже. Как и мощный удар об дверь через минуту после того, как отгремел ключ в тяжелом навесном замке.

– Что это? – не понял я.

– Камнем дверь завалили, – проговорил богатырь. – Или толстым стволом древесным, враспор к противоположной стене.

– То есть воды и хлеба не будет, – уточнил я.

– А ты сообразительный, Сург, или как там тебя звать на самом деле, – отозвался богатырь. – Похоже, нас тут решили голодом заморить.

– Или, как вариант, дождаться, пока ты не оголодаешь вконец, меня не грохнешь и кушать не начнешь, – предположил я. – Неплохой способ подмочить твою репутацию перед князем Владимиром.

Илья насупился.

– Не всегда я понимаю слова твои иноземные, но суть уловил. Плохого ты мнения о богатырях русских. В общем, давай-ка лучше спать. На свежую голову и думать проще, и помирать веселее.

Не дождавшись моего ответа, Муромец растянулся на слежавшейся соломе, которой был усыпан пол, и тут же захрапел. От его богатырского храпа со стен местами сухая глина посыпалась тонкими пыльными струйками и огонек каганца едва не потух.

Я убрал хлипкий и вонючий светильник в дальний угол от греха подальше, подумал – и тоже улегся на солому. Что ни говори, Илья прав: выспавшийся воин – это совершенно не то же самое, что не выспавшийся. Хотя заснуть под такой пушечный храп, думаю, будет задачей не менее сложной, чем выбраться из этого подземелья.

* * *

Я ошибся.

Вырубился я почти сразу после того, как закрыл глаза, а проснулся не от громового храпа богатыря, а от того, что жрать захотел, как барракуда. Желудок и мочевой пузырь – самые надоедливые будильники. Даже если тебя от усталости с ног рубит, словно секирой, все равно поднимет или один, или другой.