Самовар - Михаил Веллер
Шрифт:
Интервал:
– Кто сегодня хочет сладкого, мм-м?… – мурлычет она. Закладывает руки за голову, чтоб подтянулась талия на прогнутом стане, выпуклее выдались груди и зад, и делает шаги по палате, нежась и млея под нашими безумными взглядами.
– Не слышу-у, – капризно поет она, оттопыривая губку.
– Машенька, какая у тебя красивая большая круглая попочка, – задыхаясь, говорит Чех.
– Какие у тебя большие круглые красивые сиси,
– сглатывает Каведе.
– Какие у тебя округлые литые красивые ляжки,
– выдавливаю я.
– Какой у тебя литой нежный красивый животик…
– Какие у тебя полные гладкие стройные красивые ноги!
– Какие у тебя пушистые вороные красивые волосы между ними…
Она жмурится, медленно поворачиваясь из стороны в сторону:
– А еще? М-м?…
– Ой, Машенька… какая у тебя смуглая, горячая, узкая, красивая пизда…
– Ва-ам нравится, ма-альчики?
– До безумия…
– Правда?
– Ой, Машенька, покажи скорее…
– А вы будете себя хорошо вести?
– Да!!
– А вы мне сначала покажете?
– Да!!
– Ну, кто мне покажет первый?
– Я!
Маша выбирает тягучим дразнящим взглядом. Одеяла стоят шалашами. Она подсаживается к Чеху и тихонько трогает возвышение:
– А что это там у тебя такое?
– Это для тебя…
Она откидывает одеяло и задирает ему рубашку. У Чеха стоит, как деревянный.
– У и какой, – толкает пальчиком. – Это что?
– Это мой член, – с улыбкой блаженного бесстыдства говорит Чех.
– Не-ет, – возражает Маша капризно, – это не член.
И трогает Мустафу:
– А у тебя что там такое, мм?
– Это мой… фаллос…
Стягивается одеяло. Его обнаженный торчит и вздрагивает в возбуждении.
– Не-ет, это не фаллос.
Обход продолжается. Мы дышим ртами. В горле пересохло.
– Что это у тебя такое? А вот я сейчас проверю.
– Это мой пенис.
Маша сдергивает покров, берет твердую плоть двумя пальцами и покачивает:
– Неправда, это не пенис!
Переносит зад на соседнюю кровать. Стоячий извлекает наружу и бережно сжимает в руке. Она крупная рослая женщина, но руки у нее небольшие. На запястье серебряный браслет, на среднем пальце тонкое золотое колечко с красным камушком, и этой красивой женской рукой, которую украшения делают как бы одетой, приличной для воспитанного общества, она сжимает твердый, большой, смугловатый, и торчащий из мягкого с ямочками кулачка закругленный конец с раскрывшимся темно-розовым бутоном делается еще толще.
– А это у тебя что стоит такое?
– Ой, Машенька… это мой большой твердый красивый ХУЙ!
– Бесстыжий мальчик, – воркует она, не сводя глаз. – А зачем это у тебя такой большой красивый хуй? Ах, гадкий, как он на меня уставился. Надо его за это наказать.
Она наклоняется и берет свои массивные груди руками:
– Сейчас я его отшлепаю, чтобы он вел себя хорошо.
И грудями шлепает по нему слева и справа:
– Вот тебе. Вот тебе!
– Машенька, и мне!…
– Нет, мои сиси устанут, они очень нежные. Сначала они должны сделать зарядку.
Выпрямившись в стойку с руками на поясе, она делает повороты торсом, груди перекатываются, мотаясь из стороны в сторону. Прыжки на носочках: ее восхитительные шары скачут упруго и весомо вверх-вниз.
– А теперь наклоны, – чуть запыхавшись от спортивности и самовозбуждения, Маша наклоняется, ее буферища отклоняются книзу, и теперь они совсем здоровенные… у нас уже плывет в глазах… Она размеренно нагибается, и совершенные баллоны берут раскачку вперед-назад, сладкий вожделеющий сон, а потом болтает ими влево-вправо, они мягко сталкиваются, складывая нежную ложбинку, два живых мяча, две сферы душистой желанной плоти с коричневыми кругами крупных стоячих сосков.
– Вдох-выдох!… – командует себе Маша и, раздвинув ноги на ширину плеч, потягивается на носочках, прогнувшись назад.
И между налитых бедер, в ровной и густой черной поросли, становятся видны темные нежноморщинис-тые губы и топорщится вылезший стоячком там, где они начинают раздваиваться.
– Ой, Машенька… а что это там у тебя такое?…
– Это? А ну-ка, что это у меня такое?
– Это твои крупные красивые половые органы.
– А вот и не-ет.
– Это твоя вульва.
– Неправильно, это иностранное слово.
– Это твоя заветная срамная щель.
– Неправда, это лучше. Ну?…
– Это твоя нежная, узкая, упругая пизда молодой спелой дамы.
– Ах безобра-азник… разве можно говорить такие слова?… Вот за это я тебя ею накажу.
– Накажи!
– Машенька, накажи ею меня!
Нас трясет. Нет сил терпеть. Чертова нимфоманка. Сводит с ума. Всунуть, познать все и умереть сытым счастьем. Цирцея была брюнетка. Танталу не давали.
Отдать за это жизнь.
– У, какие у меня семь пароходов с трубами, целая флотилия. Сейчас мы поплывем… в большое плаванье. А ну-ка, как у нас кораблики раскачиваются на волнах?
Лежа на спине, мы раскачиваемся с боку на бок, и подскакиваем на пружинных сетках, маша своими трубами.
– А у кого у нас самый беленький… самый тверденький… с самым розовым кончиком… – Машино придыхание снижается до полушепота, ее жадный взгляд обладает всеми семерыми.
Чех блондин, почти альбинос, выбор сделан. Машенька, только раздвинь ножки, чтобы нам тоже было видно.
Она отгибает рычаг Чеха к самому животу и отпускает – он с силой шлепает в ее подставленную ладонь. Рука сжимается раз, еще, и медленно сдвигается к основанию, стягивая кожицу и обнажая взбухшую головку с прозрачной дрожащей капелькой.
– А зачем это тебе такой большой, такой твердый, такой горячий, мм-мм? – мурлычет она, и пальчиком тихо-тихо размазывает капельку по головке, щекоча самую нежную часть.
– Чтобы показывать его такой красивой девочке, как ты, – еле лепечет он.
– А еще?
– Чтобы давать тебе подержать его в руке.
– А мм-еще? – Она легонько катает пальцами его яйца.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!