Снайперы. Огонь на поражение - Максим Бузин

…С затянутого тучами неба брызнули капли дождя. Андрей мельком взглянул на заглохшие в отдалении мотоциклы, затем положил винтовку на землю, перевернулся на спину и задумчиво произнес:

– Ну, вот, кажется и все…

– Ты об этих фашистах, дядя? – просто так, чтобы что-то сказать, спросил Поздняков.

– Сам толком не знаю, – закрыв глаза, ответил старшина, – наверное, о скоротечности и непредсказуемости жизни вообще.

– Странно подобное слышать, – изумился Сергей, – Андрея Вениаминовича, общепризнанного балагура и неисправимого оптимиста, вдруг на философию потянуло…

– Не суди о людях поверхностно, мой юный друг, дабы не заблуждаться! – глубокомысленно произнес Овечкин и поднял указательный палец вверх. – Зри в корень!

– Последнюю фразу не ты придумал, Андрюха! – звонко рассмеялся сержант. – Я ее уже раньше слышал, еще до войны!

– Так я на авторство и не претендую, – легко согласился Овечкин, – это из книги «Полное собрание сочинений Козьмы Пруткова»! Девятнадцатый век, как-никак!

– Значит, ты, получается, в некотором роде библиофил? Уму непостижимо!

– А что, не похож разве? – Андрей приоткрыл один глаз.

– Если честно – не очень! – хмыкнул Поздняков.

– Вот я и говорю – зрите в корень, молодой человек!.. – старшина внезапно поморщился и громко чихнул. – Точно!

– Будь здоров, дядя!

– Спасибо, и тебе не хворать!

Овечкин рывком сел и, заморгав ресницами, принялся яростно тереть переносицу.

– Кажись, простыл, – пробормотал он недовольно, – нос щекочет, аж жуть!

– Тебе чайку горячего хлебнуть надо или покрепче чего, – сочувственно произнес Сергей.

– Где ж ты в поле чаю разыщешь? – скорчил гримасу Андрей, но тут же радостно вскинул брови и расплылся в широкой улыбке. – А насчет того, что покрепче, – вот это золотые слова, месье Поздняков, без булды! Есть небольшая заначка у меня в вещмешке, да только я про нее и забыл с этой всей кутерьмой! Спасибо, друг, что напомнил! Микробы теперь не пройдут!

Лукаво прищурившись и блестя глазками, Овечкин развязал свой вещмешок и извлек из его недр фляжку, в которой что-то плескалось. Открутив пробку, он втянул носом исходивший из емкости специфический аромат, довольно передернул плечами и протянул сосуд юноше:

– Прошу, граф! Отведайте эликсира!

– Благодарю, сэр, но я воздержусь! – выставил перед собой ладонь Поздняков.

– Вот как! – с притворной обидой воскликнул Андрей. – Решил оставить больного товарища с жестокой болезнью наедине? Нехорошо, сударь, очень нехорошо! Пей, говорю, а то закурю!

– А ты что, разве бросил? – удивился сержант.

– Здрасьте, приехали! – всплеснул руками Овечкин. – Уж год, как я папиросу в зубах не держал!

– Сколько?! – едва не задохнулся от подступившего к горлу смеха Сергей.

– Ну, может, чуть меньше, – не смутившись ни капли, поправился старшина и взглянул на часы, – если быть совсем точным, то двенадцать часов и восемь минут! А это, на всякий случай, мировой полноценный рекорд! Потому пей и не кочевряжься!

– Ладно, дядя! Подчиняюсь твоему шантажу!

Юноша взял у Овечкина емкость, коротко выдохнул, сделал маленький осторожный глоток и закашлялся с непривычки. Лицо Позднякова сразу порозовело, а в глазах выступили слезы.

– Что это, спирт? – вернув фляжку ее владельцу, хрипло спросил он.

– Самый что ни на есть настоящий, чистый и неразбавленный! – победоносно воскликнул Андрей и совершил пару щедрых глотков.

– Ты пищевод этим зельем сожжешь! – укоризненно молвил Сергей.

– А также испорчу желудок и поджелудочную железу, – завинчивая пробку, добавил Овечкин. – Это давно все известно, мама у меня врач…

Скривившись и замотав головой, старшина вновь отчаянно чихнул и, жестом остановив собравшегося что-то сказать Позднякова, проговорил, немного гнусавя в нос:

– Пора возвращаться, дорогой шевалье! Ребята, поди, заждались…

…Периодически прикладывая к глазам бинокль, майор Деменев гипнотизировал пристальным взором далекую опушку соснового бора. Лицо командира батальона на расстоянии, да и вблизи, выглядело абсолютно спокойным, однако в его душе бушевал вихрь разнообразных эмоций и чувств. Дмитрий Иванович переживал и нервничал. И было от чего: отправленная им на разведку группа лейтенанта Степанова до сих пор так и не вышла в эфир, и все попытки связаться с ней оканчивались безрезультатно. А произошедший за лесом короткий бой, отзвуки которого были слышны на позициях батальона, и вовсе навевал в голове у комбата самые мрачные мысли…

…Опустив в очередной раз бинокль, висевший на шее, Деменев выругался про себя и, не изменив выражения своего лица, едва не долбанул кулаком по брустверу траншеи, оставленной гитлеровцами после жестокой рукопашной схватки более суток назад. Но донесшийся до его слуха пока еще непонятный шум удержал уже занесенную для удара руку.

– Что это такое? – задумчиво пробормотал комбат, схватившись вновь за бинокль и направив его на лесную опушку. – По звуку вроде напоминает бензиновый двигатель, но нашей техники там точно нет. Получается, немцы решили вернуться. Тогда почему я слышу только один работающий мотор? В атаку с одним танком или «Ганомагом» фрицы вряд ли бы ломанулись, а дозорных для скрытности послали бы впереди главных сил пешком. А так выходит, будто специально нас Гансы предупреждают: готовьтесь, мол, хлопцы, к встрече гостей. Полнейший абсурд…

Недоуменно пожав плечами, майор продолжил наблюдение и очень скоро увидел показавшийся между деревьями «Ганомаг». Миновав опушку, немецкий бронетранспортер вырулил на грунтовку, увеличил скорость и достаточно резво покатил к советским позициям. И как ни напрягал зрение командир батальона, но другой вражеской техники или же пехотинцев обнаружить он так и не смог.

Тем временем красноармейцы, привлеченные появлением вражеской бронемашины, не дожидаясь команды, бросились занимать свои места в траншее, а с левого фланга, расталкивая суетящихся бойцов, прибежал явно раздраженный Пал Палыч и, тыча указательным пальцем в сторону приближающегося «Ганомага», громким недовольным голосом затараторил:

– Дмитрий Иванович, что за дела?! Совсем нас арийцы не уважают! Только чуток закемарил, ребята меня тормошат, кричат: пруссаки двинули в наступление! Я спросонья уж было решил, что дивизия вермахта на нас прет или, как минимум, полк! А при внимательном рассмотрении оказалось, что этот хрен на веревках в одиночку коптит!..

– Пал Палыч, прошу тебя, милый, угомонись! – взмолился Деменев, пытаясь остановить извергающийся из уст подчиненного словесный поток. – Меня вчера утром взрывом шарахнуло, чуть не оглох, а сейчас ты разошелся, словно крупнокалиберный пулемет, того и гляди, моя несчастная голова распухнет и лопнет, как перезрелый арбуз!..