Выйти замуж за дурака - Надежда Первухина

– Суесловие сие есть неподобное, – авторитетно пробасил некий поселянин с пыльной, похожей на растрепанное мочало бородой. О прошлом годе было в нашей волости похожее происшествие. Барин наш ни с того ни с сего перестал водку пить да баб тискать, надел на себя посконную рубаху да штаны своего конюха Еропки и принялсси босиком ходить из деревни в деревню. Я, бает, мужики, такой же,: как вы, простой человек, а пред Высшим Разумом мы все равны. Просветитесь, бает, мужики, фортки в избах понаделайте, а то больно дух у вас тягостный. Ребятишек наших велел не пущать по грибы, по ягоды, а сбирать в избу, именуемую Домом Народного Образования, о как! Ну, это, конечно, правильно, не след пострелятам неучами, расти, токмо образование там было какое-то неправильное. Дитенок стих там али басню не выучит, так барин его-то не порет розгой, не-пе-да-го-гично, дескать. А родителев ребенка вызывает и на конюшне – в батога. Вот тебе и просветление!.. К рассказу мужичонки прислушивались, и он стремился не упустить народного внимания. А еще, слышьте, – вещал он таинственным полушепотом, – Барин-то наш под конец жития своего совсем сбрендил. Начал грамотки писать, как лучше в стране все обустроить. В своих хоромах не жил, велел себе избу поставить, да чтоб соломой была крыта. И в этой избе принимал всех гостей, что к нему приезжали: бояр там, князей, знать высокородную… Да, чего еще любил! Сидит он, бывалоча, в своей избе, мудреную грамотку пишет, тут к нему нарочный мальчишка поселковый скачет: сообчает, значит, что едут к барину знатные гости. Барин тут подхватывается да в поле…

– Зачем?

– А пахать! У него там всегда наготове кобыла да соха находилися. Гости приезжают, все таковые расфуфыренные, особливо дамочки, а барин наш – в вонючей посконной рубахе да пестрядинных штанах на соху налегает, только борода по ветру развевается. Все и взахают: ах, каково просветление ума и духа! Ах, сколь важна близость к земле и природе! Уедут, а барин зовет деревенских мужиков, они за него надел и допахивают. Зимой только трудно приходилось барину нашему: на пашне-от уже не покрасуисси. Так он придумал в кузне, кузнецу помогать: плуги да лемехи править. Хотя, сказать по чести, кузнец от такой помощи даже повеситься хотел, что это за работа, когда барин рядом толчется, да еще графиньки-княгиньки в своих крупнолинах в кузню понабьются и веерками восторженно машут!..

– Что ж стало с вашим барином? – поинтересовалась я.

– А что с ним, с таким толстым, станется! Так и живет: по весне пашет, летом на покос выходит – мужики разбегаются, осенью на мельницу ездит, учит мельника, как правильно жернова крутить, а зимой то в кузне греется, то книжки все какие-то пишет. Через энти книжки он большую известность в чужеземных странах приобрел! За границей ему даже прозвание дали Зеркало Деревенской Революции, о как! Им не понять, как мы-то с энтим «зеркалом» маемсси!

– Где ж это вотчина-то ваша? – спросила сострадающим голоском баба с дитятей на руках.

– Да недалече отсела, верст двести будет. Лесов у нас, почитай, нет, все одни поляны, ясные такие… Зеленые…

– Тихо вы! Аленкин махатма ручками машет, нешто сказать чего хочет! Послухать дайте, балаболы!

И в самом деле, смуглый учитель, красиво поводя руками над толпой, принялся что-то выкрикивать гортанным голосом:

– Нарадхама, мудхи! Душкрити маяяпахритагьнях! Асурам бхвавм хавам не шридам ашритах!

– Видать, ругается, – высказал предположение мой Иван, поскольку речь заезжего махатмы приобрела уж очень грозные интонации.

– Чего он там пургу метет! Толмача давайте! Непотребство всякое слушать! – раздались в толпе выкрики.

Тут Аленка взмахнула рукой с четками, и в народе примолкли даже самые шумливые и недовольные.

– Так, – сказала Аленка. Я потом обязательно узнаю, кто тут больше всех выражал непочтение к великому учителю и проведу… курс разъяснительной работы. А теперь слушайте, что хотел донести до ваших немытых ушей премудрый махатма. Я, говорит махатма, есть воистину просветленный и достигший всех вселенских тайн брахман. Прописаться в нирване мне – раз плюнуть. Но мое истекающее вселенской любовью сердце не позволяет мне вкушать все сладости избавления от сансары в то самое время, как в этой сансаре паритесь вы, люди злые и жестоковыйные! Эй вы там, двое! А. ну хорош таранку жрать, вы сюда зачем пришли, а?!

– Шудра лахудра ом чайтанья дурипхупада! – речитативом проговорил махатма.

Аленка кивнула.

– Поэтому, – продолжила она, – учитель милостиво снизошел до того, чтобы править вами, народ Тридевятого царства. Он станет владычествовать над вашими душами, умами и лингамами и просветлит вас конкретно и окончательно. Я же избрана учителем для того, чтобы стать его кармической супругой и также, вашей законной владычицей. Что ж, народ кутежский! Крикни, как по старине положено: «Хотим себе такого царя!»

– Не хотим себе такого царя!!! – слаженно крикнул упомянутый народ.

– Не люб вам махатма? – рявкнула Аленка.

– Не люб!!!

– Не пойдете ему присягать?!

–Не пойдем!!!

– А придется! – торжествующе завопила узурпаторша.

– Кажется, кризис власти здесь налицо, – пробормотала я на ухо Василисе Прекрасной. Низы не хотят, а верхи не могут.

Вот здесь я ошибалась. Верхи могли. Еще как могли.

– Смотрите, люди непокорные! – нечеловеческим голосом вскричала Аленка, а вслед за ней заголосил и махатма: «Шудры! Шудры!» – Смотрите, что с вами будет, ежели вы не покоритесь по-хорошему и просветляться не захотите!

Аленка воздела руки, и меж ее растопыренных пальцев проскочила ветвистая розовая молния. Грянул гром. Мужики перекрестились. Но это было только начало.

В ясном, без единого облачка небе над площадью появилась туча густого черно-чернильного цвета. И эта туча со свистом понеслась прямо на стоявших на площади людей. Народ заголосил и кинулся было врассыпную, да не тут-то было: ноги у всех стали словно ватные.

– Злое, злое колдовство! – всхлипнула Василиса Прекрасная и попыталась заклинанием остановить тучу, послав ей навстречу стаю белых лебедей.

Аленка расхохоталась, хлопнула в ладоши, и по лебедям из тучи ударили мощные ослепительные разряды.

– Так с каждым будет, кто воле махатмы и моей не подчинится! – метался над площадью торжествующий Аленкин крик. Присягайте на верность, иначе тут вы все смерть найдете лютую, неминучую от этой тучи черной. Раздавит она вас, как муравьев мелких!..

Из тучи, висевшей уже метрах в пяти над землей, посыпались какие-то искры, отдаленно напоминавшие комаров. Те, кого жалил такой «комарик», падали со сдавленным воплем и уже не поднимались.

– Ну что?! – торжествовала Аленка. Кричите: «Махатму на царство!», кто еще жить хочет!

– Махатму на царство! – раздались нестройные, придушенные крики.

– Не слышу! – бесновалась Аленка. Громче! Веселей! Слаженней! От всей широты душевной!