Лютая охота - Бернар Миньер

Конечно, смог бы. Он прекрасно запомнил это лицо. Однако он вдруг понял, что для его же здоровья такой ответ не годится.

– Нет… все произошло так быстро…

Воцарилось молчание. Они словно решали, что с ним делать дальше. Он силился сохранять хладнокровие, но сердце так билось, что он боялся, как бы они не услышали.

– Ладно, – сказал наконец тот, что сидел за рулем. – Мы довезем вас до вашего автомобиля.

– Он неисправен…

– Мы вызовем ремонтников, но в такое время это будет вам стоить столько же, сколько и ночлег.

– Мне нужно всего лишь залить масло, – ответил Невё.

Водитель протянул ему свою визитку.

– Нам известен ваш адрес, Невё, не забывайте об этом, – сказал он. – И нам надо взять у вас номер телефона… Если будут какие-нибудь новости, мы дадим вам знать.

Он продиктовал свой телефон. У него было только одно желание: оказаться как можно дальше отсюда, выйти из этой гребаной машины и войти в свой дом. Он был абсолютно убежден, что никто ему не позвонит.

– И держитесь отсюда подальше, – посоветовал один из сидевших сзади. – Теперь это уже не ваше дело, а наше. И не вздумайте кому-нибудь рассказать о том, что произошло: это расследование засекречено, вы поняли?

Он кивнул.

– Не слышу ответа, Невё.

– Да, я понял.

– А теперь возвращайтесь домой. К вашей очаровательной жене и не менее очаровательной дочке. В дом тринадцать-бис по авеню Франсуа Миттеран в Сен-Годане… И позабудьте обо всем, что здесь произошло. Вас это больше не касается. Теперь все в наших руках, Невё.

Утром в четверг Сервас проснулся рано. Леа и Гюстав еще спали. Он вошел в кухню и включил кофеварку. Потом, с чашкой кофе в руке, вышел на балкон, вдохнул свежий утренний воздух и взбодрился. На востоке, над крышами домов, небо еще только начинало светлеть в предчувствии утра. Снизу доносился шум грузовиков: это дворники собирали выставленные на улицу мусорные мешки.

Мартен вернулся в гостиную, включил телевизор и убавил звук. Речь шла все о том же: о новой самоизоляции. Каждый высказывал свое мнение, как бы он поступил, каждый пытался что-то советовать (как сделать лучше, естественно).

Взгляд его упал на брошюру движения «Медицина без границ», лежавшую на низком столике. Он уселся на диван и принялся ее листать. В ней говорилось об ужасной ситуации на востоке Буркина-Фасо, где тысячи людей жили в постоянном страхе перед вооруженными нападениями, похищениями, грабежами… Отсутствие элементарных средств гигиены, лекарств, острая нехватка врачей, которых часто просто похищали, и младшего медперсонала грозило эпидемиями.

В этих жутких условиях такие, как Леа, старались помочь населению, обитающему вообще на другом континенте, с другим цветом кожи, а зачастую и с другими вероисповеданиями. Но все они принадлежали к человеческому роду – вот что единственно важно и в глазах Леа, и в глазах Мартена. Он вдруг почувствовал себя виноватым. Виноватым в том, что хочет удержать ее возле себя, чтобы она принадлежала только ему. Нет: ему и Гюставу… А это совсем не одно и то же. Он прекрасно понимал, что принесла с собой Леа им обоим: Гюстав стал спокойнее, веселее, да и просто счастливее с тех пор, как Леа стала жить с ними. Да и он тоже победил свои бессонницы и позабыл, что такое просыпаться одному, когда каждый прожитый день превращается в ремейк фильма «День сурка», и позабыл вечера, похожие на меблированную пустыню, где раздается только звук включенного телевизора, Малера с виниловой пластинки или звон подноса с едой, поставленного на диван. А когда просыпаешься с кем-то рядом, когда завтракаешь вместе, играешь с Гюставом на ковре в гостиной, а потом глубокой ночью долго разговариваешь, иногда прерывая разговор взрывами смеха, – это счастье или нет? Он не знал, но ему казалось, что очень похоже.

Со стороны спален он уловил какое-то движение, положил на место брошюру и вернулся на кухню. Все-таки она еще не приняла решения. С одной стороны, он предпочел бы все узнать сразу, а с другой стороны, боялся ее вердикта.

Он включил планшет и увидел сообщение от Марго: [email protected]. Его двадцатидевятилетняя дочь буквально расцвела в Квебеке. У нее был двухлетний сын, муж, работа в издательстве. Когда они виделись последний раз, он подумал, что непокорная девчонка-панк, которая умудрилась-таки, благодаря своим блестящим оценкам, поступить в подготовительный класс одного из самых требовательных вузов региона, теперь очень изменилась[37]. Он открыл письмо.

Ты не скучаешь по внуку? Теперь у тебя есть хорошая отмазка, чтобы не приехать, со всем этим свинством, когда закрыто все сообщение и по воздуху, и по суше. Мы по тебе скучаем. Я по тебе скучаю.

Вот и еще один приступ вины. По большому счету Марго его упрекнула – хотя в последней фразе и подсластила пилюлю – в том, что он как дед далеко не на высоте.

В кухне появилась Леа.

– Привет, – сказала она, и он понял, что топор войны еще не закопан.

Она чмокнула его краешком губ, и он подумал, что не помнит, когда еще они были бы так далеки друг от друга.

– Я сам отвезу Гюстава в центр досуга сегодня утром, – объявил он, наливая себе еще кофе.

– Вот как? Но ведь сегодня не твой день…

– Я несколько дней подряд возвращался поздно, и мне хочется подольше побыть с ним.

– А твое расследование?

– Совещание в десять.

– Привет, папа, – сказал Гюстав, входя в кухню.

– Привет, моя радость. Ну что, злаки?

– Злаки! – отозвался сын, пододвигая стул и садясь за стол.

– А еще фрукт, – перебила их Леа, поворачиваясь к блендеру.

У нее за спиной Гюстав посмотрел на отца и скорчил гримасу: он не очень любил смузи. Однако комментировать не стал. Сервас улыбнулся, глядя на сына. Просто удивительно, насколько изменился его темперамент с тех пор, как в доме появилась Леа. Как быстро ей удалось побороть мрачный настрой мальчика и окружить его нежностью и весельем, никогда не давя на него своим авторитетом.

Он тоже скорчил рожу, но сделал это по-клоунски смешно, и Гюстав рассмеялся.

«Это случилось!» – подумал он, любуясь своим белокурым сыном. Ребенком, который благодаря им позабыл о жестокости мира и видел только доброту, любовь и радость. Это случилось. В очередной раз он попытался создать семью. Он держал счастье за руку. В гармонии жили три таких разных человека, прекрасно дополняя друг друга. Это продлилось столько, сколько продлилось.

Выходя из метро у полицейского управления, он увидел толпу. Несколько десятков человек потрясали плакатами и выкрикивали слоганы типа: «Справедливости к Мусе!», «Долой преступность в стране!» Остальные выкрикивали угрозы в адрес полицейских. Он заметил несколько съемочных групп телевидения, одна из которых вела прямой репортаж, и одного из дикторов информационного канала. Он стоял с микрофоном на фоне протестующей толпы, и лицо его было Сервасу знакомо. Это означало, что дальше расследование пойдет под прикрытием национальных интересов.