Равноденствие - Даха Тараторина

Змею идея не понравилась. Он сгорбился, напряг мышцы и встопорщил здоровенные чешуйки, как кот шерсть. Те оказались красными с нижней стороны, так что выглядеть животное стало ещё менее привлекательно.

– Айн! Прекрати немедленно! – завизжала я, жалея, что нет юбок, которые следовало в ужасе подобрать.

– И не подумаю! – ведьма потянулась, наслаждаясь зрелищем. – Не спорю, Кайлен много хорошего сделал для города. Нам будет тебя очень не хватать, Кайлен! – прокричала она, привстав на цыпочки. – Но он слишком долго отравлял мне жизнь. Лучше путь останется менее богатый город, но более спокойная я.

– Я тебя из-под земли достану! – мужчина не отводил взгляда от хищника, вылавливая малейшее движение, способное выдать рывок.

– Я буду тебя навещать, милый!

– Госпожа ведьма, – максимально вежливо обратился загнанный Кайлен ко мне, – вас не затруднит мне немного помочь?

Айн предусмотрительно выставила ладонь в мою сторону:

– Даже не думай!

– Я и не думала. Сама боюсь.

– Плачу вдвое! – мотивировал бургомистр.

– Ничего вдвое? Не слишком заманчиво, не находите?

– Тогда просто плачу! Сколько скажете!

– Сейчас быстренько управимся и на боковую. Не волнуйся, малышка.

Ведьма решила меня успокоить? Наверное, видок и правда невесёлый… А что такого? Я и обычных-то диких зверей побаиваюсь, что уж говорить о волшебных. Это тебе не простуду лечить. В боевые ведьмы я не записывалась!

Василиск прыгнул.

Кайлен ушёл в сторону и проскрежетал мечом по чешуйкам на животе. Змей только почесался.

Ведьма, решившая, что представление затягивается, присела на соседний с моим камень и обняла небольшой выступ, как шею любимого:

– Делаешь только хуже. Я приказала укусить тебя и обратить в камень, а ты злишь малыша. Он же захочет тебя порвать. Больнее будет.

– Мне и так не слишком приятно, – пропыхтел отбивающийся мужчина. – Госпожа ведьма, может вы всё-таки подключитесь?

– А вы сами точно не справитесь?

– Что-то мне подсказывает, что нет.

Я понадеялась:

– Точно-точно?

– Вообще без вариантов! Ай!

Бургомистр угодил ногой в кротовую нору, несказанно порадовав этим разыгравшегося зверя.

– Врррррр! – проникновенно сообщил василиск, приподнимая хохолок.

– Пошёл ты! – не менее проникновенно отреагировал поздний ужин, дёргая застрявшую ногу и наверняка прикидывая, не проще ли её отрубить.

Не то чтобы я пожалела бургомистра. Не слишком приятный, хитрый, немного сволочной. Но кто из добившихся власти остаётся в белых перчатках? Город не процветал, но хотя бы жил. Разительно отличался от деревень с измученными, забывшими про сон и отдых, голодными людьми, которые мне уже приходилось проезжать, о существовании которых я долгие годы и не догадывалась. И, тогда я бы ни за что себе не призналась, но было страшно. Страшно, что спустя годы испуганное лицо не перестанет являться по ночам, страшно ощутить запах крови, ещё страшнее понимать, что пролилась она потому, что я не нашла в себе сил и смелости помочь.

Не то чтобы я пожалела бургомистра. Но я не могла дать Кайлену умереть.

– А-а-а-айн! – я зажмурилась, чтобы не видеть существа, к которому тянутся лучи Силы, обхватывают, бережно оплетая скользкие чешуйки. – Прекрати немедленно!

Куда там глупым забавам на балах! Когда-то колдовством я с трудом могла уронить на ровном доставучего толстого герцога, теперь же огромный хищный зверь, вереща, как чайка, и перебирая в воздухе мощными лапами, взметнулся ввысь и рухнул поперёк одной из своих окаменевших жертв, хрустнув то ли хребтом то ли камнем.

– Нет!!!

Айн метнулась к питомцу, спотыкаясь, падая и подползая по мокрой траве.

Спасённый не попытался достать ведьму мечом, но и не отказал себе в удовольствии плюнуть на её подол:

– Прирезать бы тебя, дура, – и, машинально вытерев так и не заляпанное лезвие о штанину, звонко и зло вложил оружие в ножны.

Кто не желал заканчивать вечер без кровопролития, так это василиск. Хорошенько ударившись при падении, он, верное, прочистил голову: дождавшись, пока ведьма, возомнившая себя его хозяйкой, подойдёт ближе, всколыхнулся и бросился навстречу, показав переливающиеся зеленцой яда клыки. Ему не нравилось слушаться пришлой девки. И вновь попадать под чары не собирался.

Вот и всё, госпожа Вирке. Вот он – выбор. Хотела свободы? Принимать решения? Командовать своей жизнью? Получи! Только потом не жалуйся.

Василиск, вытянувшийся в тугую стрелу, Айн, в непонимании расширившая свои прекрасные синие глаза, Кайлен, дёргающий ногу так, точно пытался оторвать, и хватающийся за клинок. Невозможно медленно. Слишком медленно, чтобы сказать, что не успела. Придётся выбирать. Но почему же теперь – ещё страшнее?!

Айн – убийца. Жестокая, эгоистичная, способная уничтожить кого угодно, чтобы выжить. Я хотела быть такой же. Пыталась стать такой.

Бесчувственное тело глупой девчонки, посмевшей издеваться над «воронёнком», летит от самого потолка вниз – на гладкий твёрдый пол, отшлифованный тысячами ног учениц Карсе Игнис.

Кто-то кричит.

Кто-то стонет, ударившись об угол, когда выброс Силы новой ведьмы расшвырял обидчиц.

И Коллет. Летящая вниз. Бесконечно медленно.

Я смотрю на неё и понимаю, что не хочу останавливать падение. Пусть рухнет, разобьётся, размажет по блестящей глади кровь из своей глупой маленькой головы.

Не пожалею. Ни на мгновение.

Пусть умрёт. Пусть. Я больше никогда не буду слабой. Сама начну управлять своей жизнью, чего бы это не стоило.

Целительница Бланш успевает вовремя и чудом, потратившись на непосильное заклинание, дрожа от усталости, подхватывает девчонку за миг до конца.

А я леденею от жестокого укола разочарования.

И вот он – выбор. Как тогда. Справедливое наказание для заигравшейся дуры. А я даже не замараю руки: всё сделает обиженный волшебной уздечкой василиск.

И в чём же разница?

Тогда моя жизнь была не моей.

Теперь все эти поступки – я.

Бездействие, слабость, трусость, сожаления – от них не спрятаться за широкой спиной брата.

Я подняла отяжелевшую руку, чувствуя Силу, ведущую её, ведомую ей. Волна золотого жара пронеслась по поляне, мгновенно высушив траву, вырвав из ловушки Кайлена, опалив ресницы красавице Айн, и рассыпая серым прахом огромного хищного зверя, знавшего в своей жизни лишь ненависть и послушное смирение.

Я с чувством выполненного долга рухнула в обморок.