Роза в цвету - Луиза Мэй Олкотт

считал, что Вождь может найти партию поавантажнее, и назвал Фиби «сиреной, заманившей толкового молодого человека своим пением». Стив был откровенно скандализован и произносил длинные тирады касательно долга перед обществом, значимости древнего имени и опасности мезальянсов, но при этом втайне всем сердцем сочувствовал Арчи, поскольку и сам был сражен наповал чарами Китти Ван. Уилл и Джорди, которые, к сожалению, как раз приехали домой на каникулы, сочли, что все это «жуть как здорово», а маленький Джейми едва не довел старшего брата до трясучки, любопытствуя: «А как оно вообще, когда ты влюбился».

Сокрушение дяди Мака выглядело столь комично, что у доктора Алека немедленно поднялось настроение, ибо он один знал, как сильно расстроенный Мак переживает из-за того, что план, который, по его мнению, развивался безукоризненно, вдруг с треском провалился.

– Никогда больше не стану вкладывать душу в такие глупости, пусть эти юные негодники женятся на ком угодно. Я теперь уже ко всему готов, и если Стив приведет в дом дочку судомойки, а Мак сбежит с нашей смазливой горничной, я только скажу: «Благословляю вас, дети мои» – с угрюмой покорностью судьбе, ибо современному отцу, право же, ничего иного не остается.

После этого трагического монолога бедный дядя Мак полностью умыл руки и зарылся в свои гроссбухи до тех пор, пока не утихнет буря.

Арчи, наверное, в тот период подписался бы под детскими словами Розы, что, мол, лучше бы у нее было поменьше бабушек и тетушек, потому что неуемные языки всполошившихся родственников вносили прискорбный хаос в его амурные дела, – и он все чаще мечтал оказаться на необитаемом острове, где можно было бы ухаживать и добиваться расположения возлюбленной в вожделенном покое. Вот только скоро стало ясно, что это решительно невозможно, потому что каждое произнесенное слово лишь укрепляло Фиби в ее решимости уехать, а Розе показывало, как сильно она ошибалась, полагая, что сможет заставить остальных разделить ее точку зрения.

Предрассудки не поддаются доводам разума, а славные тетушки, как и почти все женщины, были ими наделены с лихвой, и Роза скоро уяснила, что пытаться убедить их в том, что Арчи поступил очень мудро, влюбившись в бедную Фиби, все равно что биться головой о стену. Мать Арчи, которой очень хотелось назвать Розу своей дочерью, причем не из-за ее состояния, а из-за их нежнейшей взаимной привязанности, без единого слова проглотила свое разочарование и ради сына старалась обласкать Фиби. Но та с природной проницательностью, только обострившейся от любви, угадала правду и все решительнее стремилась прочь, хотя и испытывала сильнейшую признательность за полные материнской любви слова, которые согрели бы ей душу, если бы выражали искреннее расположение.

Тетя Джейн признала все это романтическим вздором и предложила решительные меры: «доброта и твердость, Джесси». Тетя Клара очень сокрушалась по поводу «что скажут люди», если один из «наших мальчиков» возьмет в жены «безродную». А тетя Сара не только подкрепляла свое мнение тем, что рисовала портреты неведомых родичей Фиби в самых черных красках, но еще и изрекала мрачные пророчества касательно непотребного сброда, который заявится сюда ордами, как только девица сделает выгодную партию.

Все эти пересуды так повлияли на бабушку Изобилию, что она прекратила прислушиваться к природным своим добрым чувствам, спряталась за спину «достопочтенной родоначальницы леди Маргарет» и решительно отказалась дать согласие на помолвку, способную очернить беспорочное имя, составлявшее всю ее гордость.

Так что все кончилось тем же, чем и началось: Арчи напрочь отказывался слушать кого бы то ни было, кроме Фиби, а она несокрушимо повторяла суровое: «Нет!» – почти помимо воли укрепляя себя надеждой на то, что впоследствии, когда она сделает себе имя, судьба окажется к ней милосерднее.

Пока другие перемывали косточки, Фиби трудилась, потому что каждый час являл ей доказательства того, что она не зря доверилась собственному чутью: гордость не позволяла ей остаться, хотя любовь взывала об обратном. И вот, сразу после невеселого Рождества Фиби собрала вещи, в том числе и богатые подарки от тех, кто готов был подарить ей что угодно, кроме единственной, по-настоящему вожделенной вещи, и с полными карманами писем к тем, кто мог помочь ей продвинуться на избранном поприще, она отправилась на поиски своей судьбы – с отвагой на лице и с тяжестью на сердце.

– Пиши почаще, рассказывай обо всем, что с тобой случится, милая моя Фиби, и помни: мне не будет покоя, пока ты не вернешься, – прошептала Роза, до последнего не выпускавшая подругу из объятий.

– Она вернется, потому что через год я сам ее сюда привезу – с Божьей помощью, – заявил Арчи, который побледнел от мучений разлуки, но решимостью мог сравниться с Фиби.

– Я заслужу свое право на их приязнь: им будет легче ее даровать, а мне – принять, – ответила Фиби, бросив косой взгляд на сгрудившиеся в прихожей капоры: она как раз спускалась с лестницы под руку с дядей Алеком.

– Ты давно его заслужила, и, пока я здесь, приязнь всегда будет тебя дожидаться. Не забывай об этом, и да благословит тебя Бог, славная моя девочка, – произнес доктор с отеческим поцелуем, от которого у Фиби потеплело на душе.

– Я этого никогда не забуду!

Фиби и не забыла.

Глава 9

Новогодние визиты

– Итак, я, как и обещала, начинаю новую жизнь. Интересно, как-то она сложится? – гадала Роза, спускаясь по лестнице в первое утро Нового года: лицо ее было серьезно, в руке она держала объемистое письмо.

– Тебе, душа моя, наскучило быть попрыгуньей? – поинтересовался дядюшка, прервав свои блуждания по вестибюлю и бросив на племянницу быстрый ясный взгляд, который всегда ее радовал.

– Нет, сэр; беда заключается в том, что я приняла решение все это бросить, пока еще в силах, потому что убеждена: мне такое существование не на пользу. Я в последнее время начала очень трезво относиться к жизни: дело в том, что после отъезда моей Фиби душа у меня не лежит к веселью, так что самое время его прекратить и стать другим человеком.

– Да, время самое подходящее! Но чем ты намерена заполнить образовавшуюся пустоту? – с явным удовлетворением поинтересовался ее дядя.

– А я постараюсь стать такой же несебялюбивой, отважной и доброй, как она. – И Роза нежным движением прижала письмо к груди, потому что сила духа Фиби воодушевила ее на такую же самоотверженность. – Я собираюсь, подобно Фиби, начать жить по-настоящему; мне, впрочем, наверное, будет тяжелее, потому что она совсем одна, да и карьера ее в целом уже просматривается. А