Сэндвич с пеплом и фазаном - Алан Брэдли

Мисс Моут нигде не было видно.

– Темнело, – начала рассказывать Скарлетт. – Я вспомнила, что оставила свою хоккейную клюшку в траве за воротами. Мисс Паддикомб пришла бы в ярость, если бы она отсырела и испортилась.

Одна мысль об учительнице гимнастики заставила меня вздрогнуть, несмотря на яркое солнце, которое к этому времени прокралось к нам под дерево.

– Я как раз шла обратно через поле и должна была вот-вот обогнуть кусок стены, примыкающий к прачечной, когда дверь открылась. Было достаточно темно, чтобы я заметила свет, падающий на гравиевую дорожку, и чей-то силуэт. Я бросилась назад, пока меня не заметили. Это была Кларисса Брейзеноуз, как пить дать.

– Как ты можешь быть уверена в этом, если ты видела только силуэт?

– Я узнаю ее где угодно, – повторила Скарлетт. – Кроме того, она повернулась, чтобы выключить свет, и я сумела рассмотреть ее лицо. Честно.

Скарлетт перекрестила свою блузку в области сердца, и я ей поверила.

– А потом?

– Она торопливо обошла прачечную и скрылась в маленьком каменном переходе за кухней. Он ведет прямо на улицу.

– Я знаю, – сказала я. – Ты пошла за ней?

– Конечно, нет! – фыркнула Скарлетт. – Я не хотела, чтобы меня поймали. Кроме того, я испугалась. Подумала, что вижу привидение.

Вот снова: привидения. Монастырь, населенный призраками.

– Разве призраки выключают за собой свет? – поинтересовалась я. – И разве он им вообще нужен?

– Ха-ха! Очень смешно, мисс Флавия де Люс. Я рассказала тебе об этом, потому что твоя мать считалась очень умной. Я подумала, может, ты тоже неглупа, но теперь вижу, что ошибалась. Не ожидала, что ты станешь надо мной смеяться.

– Я не смеюсь. Просто размышляю вслух. Не будь такой обидчивой, я просто пытаюсь помочь.

Секунду мы помолчали, зализывая наши невидимые раны. С одной стороны, мне не хотелось, чтобы Харриет упоминали всуе, но с другой – я сочувствовала Скарлетт, которую наверняка собрали и отправили в школу, лишь помахав платочком на прощание.

Мы – пара трепетных душ, брошенных в каменную мясорубку.

– Послушай, – заговорила я, решив воспользоваться шансом и надеясь, что не пожалею об этом. – Мы команда, ты и я.

На миг я вспомнила о своем так называемом партнере, оставшемся в Англии, – Адаме Сауэрби, пусть даже я никогда не объявляла о своем согласии на наше партнерство вслух. Адам был слишком скрытен и, признаем это, слишком стар, чтобы полностью доверять ему. В этот самый миг он наверняка бродит вокруг каких-нибудь покрытых плесенью и плющом руин английского замка, делая вид, что ищет семена, на самом деле пытаясь сунуть нос в дела лорда Такого-то или Сякого-то, которыми тот занимался во время войны, – и все это ради некоего темного хозяина, личность которого Адам отказывается раскрыть, хотя на самом деле им может оказаться даже моя тетушка Фелисити.

Запутанно?

Уж конечно. Одна мысль обо всем этом сводит меня с ума.

Скарлетт не ответила. Но вот что она сделала: протянула руку и несколько раз пожала мою ладонь, давая мне знак: один… два… пауза… три… и так далее.

Итак, мы заключили сделку.

– А теперь, – продолжила я, – давай поговорим о Клариссе Брейзеноуз. Когда ты видела ее в последний раз? Кроме вчерашнего.

– В вечер бала изящных искусств, так что это было в июне позапрошлого года. Я вполне уверена в этом, потому что на мне тогда было надето платье Золушки с короткими рукавами и длинные перчатки. Я помню, я думала, какой у меня странный вид, когда я кралась по хоккейному полю в таком наряде. Не то чтобы меня видело много людей, конечно, – с учетом бала в самом разгаре и довольно позднего времени. Был уже десятый час, двадцать минут десятого, наверное.

– Бал изящных искусств? – переспросила я.

– Это традиция. На него приходят все. Учащиеся, преподаватели, обслуживающий персонал, опекуны. Даже кое-кто из родителей приходит в качестве сопровождающих. Они дают призы за хорошие манеры и всякое такое. Я получила награду за стирку и глажку.

– Ты шутишь.

– Вовсе нет. Как-нибудь я тебе его покажу, раз ты мне не веришь. Это маленький посеребренный пресс.

– Спасибо, но не надо, – отказалась я. – Поверю тебе на слово. Ты имеешь в виду, что видела Брейзеноуз в том же самом месте, что и два года назад, перед ее исчезновением?

Скарлетт кивнула, кусая нижнюю губу.

– Но послушай, зачем Брейзеноуз приходить в прачечную затемно? В смысле, два года назад. Почему она не была на балу?

Скарлетт пожала плечами.

– Брейзеноуз была шестиклассницей и училась тут уже сто лет. Должно быть, ей уже исполнилось шестнадцать. Она могла делать что ей угодно, не привлекая внимания.

– Гммм, – протянула я, раздумывая над вариантами. Обычно никто не ходит в прачечную после наступления темноты. А если и ходит, то почти наверняка за тем, чтобы забрать забытый предмет туалета: что-то, чем днем не пользуешься и что может тебе неожиданно понадобиться. Может быть, случилось что-то такое, что заставило Брейзеноуз убежать.

Но разве шестнадцатилетняя девочка, которая учится в школе уже давно, так поступит? Только если произошло что-то немыслимое.

Может, она отправилась в прачечную не для того, чтобы забрать что-то, а чтобы оставить там что-то. Но какая необходимость была делать это вечером и почему это нельзя было подержать в ее комнате до следующего дня?

– В какой день недели проводился этот бал? – спросила я.

– В субботу. Он всегда проходит по субботам.

Прачечная почти наверняка закрывается на выходные, и поэтому дело кажется еще более странным. Возможно ли, что Брейзеноуз тайком ушла с бала изящных искусств, чтобы с кем-то встретиться?

И почему в прачечной? Почему не в обычной комнате, или в вестибюле, или в дюжине других мест, где двое могут поговорить без риска, что им помешают?

– У Брейзеноуз были близкие подруги? – задала я следующий вопрос.

– Нет, – ответила Скарлетт. – Она была чертовски популярна. Играла в бадминтон, сквош и теннис. Каталась на велосипеде, вязала, шила, рисовала карандашами и акварелью. Была членом театрального кружка и дискуссионного клуба, а еще редактором «Новой метлы» – это наша школьная газета.

Мне показалось или я слышу нотки раздражения в голосе Скарлетт? И не могу не обратить внимание на то, что она все время говорит в прошедшем времени. Но возможно, это неизбежно, когда речь идет о ком-то, кого не видел два года.

– А ты к ней как относилась? – спросила я. Даффи бы мной гордилась. Это вопрос-ловушка в лучших традициях ее любимого Зигмунда Фрейда.

– Думаю, она была нормальная, – ответила Скарлетт. – Хотя на ее фоне мы все плохо выглядели.