Королева и лекарь - Эми Хармон

Все, кто находился в зале, ошеломленно затихли, и Келю не единственному захотелось на что-нибудь опереться.

– Но я исцелил его!

– Да, – кивнул Падриг. – Верно. Но так устроены воспоминания – и видения. Это лишь разрозненные обрывки, а мы с леди Фири увидели маленький кусочек.

– Она подумала, что Тирас умрет, – выдавил Кель.

– Леди Фири была уверена, что ты станешь следующим королем. Она потребовала, чтобы я отдал ей все воспоминания Сирши. Я отказался. – Падриг вздрогнул, по-видимому, ярко вспомнив тот миг. – Я отпустил звезду Сирши, и она вернулась на небеса. Тогда леди Фири пришла в ярость и бросила меня в подземелье, надеясь сломить.

– А Саша осталась в одиночестве и без малейшей догадки, кто она, – добавила Ларк.

– Да, – горько кивнул Падриг. – Когда леди Фири уехала в Джеру, темницы открыли, и меня освободили вместе с остальными. Но Сирша к тому времени уже исчезла. Я боялся, что леди Фири убила ее, но, возможно, она решила, что без своих воспоминаний Сирша не представляет угрозы.

– Я хочу их обратно, – внезапно потребовала Саша. Ее голос дрожал, а глаза блестели. До этого она слушала, храня молчание, и теперь к ней повернулись все лица.

Падриг шагнул вперед. В чертах старика читалось бескрайнее сожаление.

– И я верну их тебе, – пообещал он, легко склоняясь перед Сашей.

– Я тоже хочу увидеть твой дар, – произнес Тирас с заметным благоговением. – Покажи нам то, что показал леди Ариэль. А затем ты вернешь воспоминания леди Сирше.

Падриг сглотнул:

– Как пожелаете, ваше величество. Но для этого мне понадобится звездное небо. И чтобы никто не смог нас увидеть.

Старик мельком взглянул на Келя – возможно, потому, что ощущал его недоверие и враждебность или же просто боялся его силы и обнаженного клинка. Но это не укрылось от глаз капитана, и его тревога только возросла.

Тирас отвел их в сад, благоухающий в антрацитовых сумерках. Саша шла будто на плаху. Кель, тяжело ступая, последовал за ней. Ларк попыталась утешить их безмолвным заклинанием, но это было скорее благословение, чем лекарство. Оставив стражу охранять выходы из сада, Тирас велел Келю и женщинам отойти назад и предложил Ткачу начинать.

Падриг не стал тратить время на предупреждения. Его магия была сродни той, что позволяла Тирасу превращаться или Келю исцелять: простое усилие воли, зов, обращенный в глубину собственной души. Старик запрокинул голову к небу, поднял руку и буквально поворошил звезды кончиками пальцев.

– Вот она, – выдохнул Падриг и указал на одну из мерцающих точек.

Будто вытаскивая ведро из колодца, он принялся натягивать невидимую веревку – одна ладонь за другой, – пока звезда не подалась и не покатилась вниз уже по инерции. Свет разгорался на глазах, ослепительная сфера становилась все больше, и собравшиеся в саду невольно попятились.

Наконец Падриг вытянул руки, и звезда опустилась в чашу из подставленных ладоней, не касаясь их. Она невесомо парила над его пальцами – целая маленькая вселенная, запретный плод, сотканный из чистого сияния.

– Это твоя, Сирша, – смиренно сказал Падриг, и все застыли. Такая сила должна была стать для Ариэль Фири непреодолимым искушением. Творец Звезд приговорил себя – и Сашу – еще в тот момент, когда воздел руки к небесам.

– Покажи нам то, что показал леди Фири, – велел Кель.

– Не могу. Когда я отделяю луч света, то не знаю заранее, какое воспоминание в нем заключено. Но если его открыть, оно растворяется навсегда. Это необратимый процесс.

– Тогда покажи что-нибудь другое, – попросила Саша.

Кель слышал в ее голосе трепет – и тревогу. Хотя Саша была хозяйкой этих воспоминаний, она понятия не имела, что скрывается в сфере.

– Как пожелаешь.

Падриг развел руки: левой он продолжал придерживать звезду, а правой отщипнул крошку света и, зажав ее между большим и указательным пальцами, вытянул в узкий луч. Легкое движение запястья – и луч на мгновение замер, прежде чем развернуться в полупрозрачную ширму. Она источала тот же звездный блеск, заставляя колыхаться воздух вокруг.

– Смотрите, – сказал Падриг.

На стеклянистой поверхности проступила картинка – изображение женщины, которая, казалось, глядела прямо на них. У нее были такие же рыжие волосы, как у Саши, и такая же бледная, усеянная веснушками кожа, но глаза вместо ночной темноты отливали синевой. Женщина хмурилась, словно ее что-то сильно тревожило.

– Леди Килморды! – воскликнула Ларк.

– Моя мама? – спросила Саша.

– Да, – кивнул Падриг, и все затихли, пока открывшаяся им сценка наполнялась цветом и звуком.

– Это просто сны, Сирша, – сказала женщина, – просто истории, ты же так их любишь. Мне ты можешь о них рассказывать, но больше никому, поняла? Среди слуг пойдут слухи. Люди начнут говорить, что ты Одаренная. Что видишь то, чего другие не видят. И тогда мы все будем в опасности.

– Как леди Мешара? – спросил детский голосок, гулкий и далекий, словно доносился из железного котла.

Глаза женщины расширились от ужаса. Она молча кивнула, склонилась ближе и пригладила волосы маленькой девочки, чьими глазами они сейчас смотрели.

– Я почти ощущаю ее прикосновение, – зачарованно прошептала Сайта, машинально трогая рыжую прядь.

– Воспоминание может уйти, но однажды пережитое чувство останется у тебя в сердце, – подтвердил Падриг. Картинка уже начала блекнуть.

– Она знала, что случилось с моей матерью. – Ларк потянулась к руке короля. Ее губы дрожали.

– Да. Вот почему лорд Килморды отослал Сиршу в Дендар – туда, где был не властен король Золтев.

– Они меня отослали? – закричала Саша.

– Ты была еще ребенком. А когда в Дендаре тоже стало слишком опасно, мы вернулись в Килморду Я всюду тебя сопровождал. Тогда мы еще не знали, что Джираенское море не остановит вольгар и Килморда падет среди первых. Я лишь хотел тебя уберечь. В Килморде мне это удалось, но в Фири я потерпел неудачу.

– Пожалуйста… покажи что-нибудь еще. – Саша не сводила глаз со звезды, совершенно загипнотизированная ее светом.

– Ты не сможешь вернуть воспоминания, которые мы откроем, – предупредил Падриг. – Лучше напрямую вложить их в твой разум.

– Еще только одно, – взмолилась Саша. – Увидеть – все равно что вспомнить.

Падриг вытянул новый луч и развернул его в ширму. На этот раз вместо испуганного материнского лица перед ними предстало бескрайнее зеленое поле, усыпанное золотыми цветами. На горизонте оно перетекало в синеву моря, а выше тянулось бескрайнее голубое небо. Пейзаж так и лучился умиротворением – кажется, это было очень счастливое воспоминание. Посреди поля стоял мужчина со столь широкими плечами и узкими бедрами, что его фигура напоминала крест. Он сжимал посох, и ветер трепал его седеющие волосы.