Время любить - Дэни Аткинс

– Не знаю. Я толком не поняла. Она сказала что-то странное насчет чайника, а потом сказала, что у Лейси странный голос… Но если они подключают ее к искусственной вентиляции, это значит, что она не может дышать самостоятельно, так?

Я стиснула кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. Бен нежно взял меня за руку. Пальцы у него были теплые, несмотря на температуру за окном, а от мягкого поглаживания большим пальцем по ладони у меня побежали мурашки. Все до единого нервы как будто лишились своей обычной защиты. Я чувствовала все; все могло причинить мне боль.

– Если она настолько плоха, тогда она уже в правильном месте, – мягко проговорил Бен. Никто не мог дать мне большего утешения, и я с готовностью его приняла.

Хотя Бен придерживался разрешенной скорости, пустые улицы и поздний час позволили нам добраться до больницы в рекордно короткий срок. Бен свернул с дороги на территорию, и пока я лихорадочно изучала указатель с нелепым количеством стрелок, он уже двигался по одному из проездов. На следующей маленькой круговой развязке я снова вглядывалась в освещенный указатель в поисках направления, но Бен уже нашел нужный путь. Он провел свою машину по сети больничных дорог и наконец остановился недалеко от входа в педиатрическое крыло.

– Слава богу, что я с вами, – сказала я, выпрыгивая из машины, пока он ставил ее на ручной тормоз. – Я бы сто лет искала нужное отделение.

– Вы добрались бы сюда, – уверенно сказал он, обходя автомобиль спереди и ободряюще кладя мне руку на плечо. Бессознательно я прислонилась головой к теплу его тела, как будто так и надо было. Я так быстро подняла голову, что удивительно, как ничего не растянула.

Вероятно, это началось, когда мы шли по парковке. Возникло оно как неприятное старое воспоминание, которое я решительно игнорировала. Очевидно, любой почувствовал бы тревогу при таких обстоятельствах; это было вполне естественно. Я полюбила Лейси с того самого момента, как увидела ее на руках у Джулии в родильном отделении, и полюбила еще больше, когда Джулия дала мне подержать крохотный сверток в розовом одеяльце. Она в этом мире была менее получаса, а уже собрала маленькую команду, которая не пожалеет жизни, чтобы ее защитить. Я никогда не забывала этого момента и никогда не забуду.

Я этому не поддамся, решительно сказала я себе, когда через автоматические двери мы входили в больницу, мгновенно переместившись из Антарктиды в Сахару. Возможно, из-за этого внезапного контраста температур на лбу у меня выступили капельки пота, как резкое обострение угревой сыпи. А возможно, и нет.

Стойка администратора была безлюдна, но ничего удивительного, учитывая ряды пустых стульев в ярко освещенной зоне ожидания и поздний час. Ощутил ли Бен мою скрытую нерешительность в походке, когда вел меня к лифтам? Должно быть, он уже посмотрел указатели на стене, и его низкий голос легким эхом разнесся в пустынном холле, когда он сказал:

– Детская реанимация, похоже, на пятом этаже. Вы там встречаетесь с вашей подругой, так?

Я тупо кивнула, когда он нажал на кнопку вызова. Украдкой бросила быстрый взгляд на Бена, пока мы стояли плечом к плечу и ждали, когда откроются матовые серебристые двери. Я уже чувствовала неприятную тяжесть в груди и дышала, кажется, с некоторым трудом, словно больничный холл был выстроен на плато с разреженным воздухом.

Входя в лифт, я запнулась, и Бен тут же поддержал меня под локоть.

– Все будет хорошо, – подбодрил он, когда двери с шипением закрылись, и он выбрал кнопку с освещенной цифрой пять.

Затрясло меня где-то между вторым и третьим этажом. Я чувствовала, как по телу пробегает дрожь, слишком сильная, чтобы ее скрыть. Бен должен был быть слепым, чтобы этого не видеть, а он уже зарекомендовал себя очень и очень наблюдательным в том, что касалось меня. Разумеется, он ее видел.

– Софи, что такое?

В его голосе прозвучало столько заботы, что от этого стало почему-то только хуже. Мне нужно было, чтобы кто-нибудь велел мне прекратить. Резкая пощечина, так это делают в кино, верно? Интересно, как отреагирует Бен, если я попрошу его ударить меня. Только я не могла ни о чем его попросить, потому что единственными звуками, слетавшими с моих губ, были еле слышные панические повизгивания, как у животного.

Бен беспомощно оглянулся в нашем стальном замкнутом пространстве, как будто в него мог проникнуть незамеченным очень маленький врач; кто-то, кто знает, как помочь его спутнице, внезапно охваченной паникой.

– Это из-за лифта? – спросил он в отчаянии. – У вас клаустрофобия?

Я покачала головой и почувствовала, как моментально все расплылось перед глазами, когда пот, словно сдерживаемые слезы, залил мне глаза. В итоге Бен сделал единственное, что мог и что на самом деле было, вероятно, наилучшим выбором. Он привлек меня к себе и крепко-крепко обнял. Он продолжал обнимать меня, когда двери лифта открылись и мы вышли на пятом этаже. Тут все навалилось на меня разом: запах антисептика и дезинфекции, спокойная больничная тишина и горький вкус страха. Мне захотелось сбежать, и если бы не ставшие ватными ноги, я, возможно, так и поступила бы.

Не обращая внимания на стрелку, направлявшую нас к детскому отделению реанимации, Бен привел меня в маленькую темную комнату отдыха. Положил свои большие ладони мне на плечи и мягким нажатием усадил на стул с джутовой обивкой. В углу комнаты стоял маленький кулер, и Бен отошел от меня, только чтобы наполнить водой конусообразный стаканчик, который затем подал мне. Пальцы Бена оставались поверх моих, пока он не убедился, что я в состоянии держать стаканчик, не расплескав на себя его содержимое. Ледяная вода подействовала освежающе, но я и так почувствовала, что приступ паники проходит. Всегда ощущение такое, будто он длится несколько часов, но в реальности редко продолжается больше нескольких минут. Я посмотрела на Бена, испытывая неловкость, словно он застиг меня за совершением какого-то личного действия, не предназначенного для посторонних глаз. Мне стало стыдно.

– Это была паническая атака, да? – спросил он, присаживаясь на корточки, чтобы наши лица находились на одном уровне.

Я кивнула, но глаз не подняла, разглядывая свои пальцы, которыми с такой силой сжимала бедра, что, наверное, останутся синяки. Бен осторожно отцепил мои руки от моих ног. Имелась не одна причина, по которой интимность его прикосновения должна была заставить меня громко ахнуть. Почему именно я ахнула, определить было невозможно.

– Раньше это когда-нибудь случалось?

Я почувствовала, что вся моя жизнь сейчас развернется перед ним, как скатанный в трубку ковер. И я инстинктивно закрылась от Бена, как множество раз делала в прошлом.

– Это просто из-за больницы, – ответила я и сделала глоток воды не потому, что нуждалась в нем, а чтобы выиграть несколько секунд, прежде чем ответить на замечание, которое, я знала, неизбежно последует.

– Но с вами ничего подобного не было, когда нас привезли сюда после пожара. Тогда вы держались нормально.